Том 14. Критические статьи, очерки, письма - [69]

Да, мой друг, это благородная река, река феодальных времен, река Республики и Империи; она достойна быть и французской и немецкой рекой. В этой реке воинов и мыслителей, в ее могучей волне, от плеска которой вздрагивает Франция, в глубоком ропоте, который погружает в мечты Германию, заключена вся история Европы, рассматриваемая с двух ее великих сторон.

Рейн соединяет в себе все. Рейн стремителен, как Рона, широк, как Луара, как Маас стиснут между крутыми берегами, извилист, как Сена, прозрачно-зеленоват, как Сона, славен, как Тибр, царствен, как Дунай, загадочен, как Нил, он отливает золотом, словно река Америки, и, словно азиатская река, овеян легендами и полон призраков.

Еще до того, как стала писаться история, еще, быть может, до того, как появился человек, там, где ныне течет Рейн, дымилась и пылала двойная цепь вулканов, которые, потухнув, оставили на земле два нагромождения базальтовых скал и лавы, протянувшихся параллельно, словно две длинные стены. В эту же эпоху заканчивалось превращение гигантских кристаллических пород в первичные горные цепи, высыхали огромные наносы — вторичные горные цепи, медленно остывала страшная груда, которую ныне мы называем Альпами, там скапливались снега и, тая, образовали два потока. Один из них, обрушившись с северного склона, пересек равнины и, встретив на своем пути двойную гряду потухших вулканов, повернул вдоль нее к океану. Второй поток, низвергшийся с западного склона, катясь с уступа на уступ, устремился вдоль другой гряды угасших вулканов, которую мы называем Ардеш, и влился в Средиземное море. Первый из этих потоков Рейн, второй — Рона. Первые люди, которых история увидела на берегах Рейна, принадлежали к той большой семье полудиких племен, которые называли себя кельтами и которым Рим дал имя галлов, qui ipsorum lingua Celtae, nostra vero Galli vocantur, [107] как говорит Цезарь. Раурики обосновались у истоков Рейна, аргенторики и могунтиаки около устья. Затем наступил час, когда здесь появились римляне, — Цезарь перешел Рейн, Друз воздвиг пятьдесят цитаделей, консул Мунаций Планк начал строительство города на северном краю Юры, Марций Випсаний Агриппа возвел крепость в устье Майна, затем основал колонию напротив Туитума, сенатор Антоний в царствование Нерона основал город у батавского моря — весь Рейн оказался под властью Рима. Когда двадцать второй легион вернулся после осады Иерусалима, где он стоял лагерем под теми самыми оливами, под которыми умирал Иисус Христос, Тит послал этот легион на Рейн. Римский легион продолжил дело Марция Агриппы. Победителям был нужен город, чтобы связать Меликобус с Таунусом, и легион выстроил Могунтиакум, начатый Марцием; город разросся при Траяне и украсился в царствование Адриана. Поразительная вещь, которую попутно надо отметить: вместе с двадцать вторым легионом пришел Кресцентий, который первым занес в прирейнские области Христово слово и посеял там семена новой религии. Бог пожелал, чтобы те же самые ослепленные люди, которые выкорчевали последний камень храма на Иордане, заложили первый камень подобного же храма на Рейне. Вслед за Траяном и Адрианом сюда пришел Юлиан, который возвел крепость при слиянии Рейна с Мозелем. После Юлиана император Валентиниан воздвиг замки на вершине двух потухших вулканов, которые мы называем Левенберг и Штромберг. Словно цепь, прикованная к реке, возникла и укрепилась за немногие столетия эта растянувшаяся линия могучих римских колоний — Виницелла, Альтавилла, Лорка, Траяни Каструм, Версалия, Мола Романорум, Туррис Альба, Виктория, Бобрига, Антониакум, Сентиакум, Ригодулум, Ригомагум, Тульпетум, Броилум, — линия, которая, начинаясь от Корну Романорум на Констанцском озере, шла вниз по Рейну через Августу, ныне Базель, через Аргентину, ныне Страсбург, на Колонию Агриппы, ныне Кельн, и достигала у самого океана Траиектума на Маасе, ныне Маастрихт, и Траиектума на Рейне, ныне Утрехт.

С этого времени Рейн стал римской рекой, всего лишь рекой, орошающей дальние области гельветической провинции, ближнюю и дальнюю Германию, древнюю Бельгику и батавскую провинцию. Косматый галл севера, на которого в третьем веке ходили смотреть из любопытства и галл в миланской тоге и галл в лионской одежде, этот косматый галл был укрощен. Левобережные римские замки держали правый берег в страхе, и легионеру, одетому в плащ из трирского сукна, вооруженному протазаном из Тонгра, оставалось только наблюдать с высоты скал за старой военной колесницей германцев, тяжелой башней на колесах, сплошь утыканных косами, с торчащими на дышле копьями, с бойницами для десяти лучников, за этой запряженной быками колесницей, которая отваживалась подходить с того берега Рейна под камни баллист крепостей Друза.

Страшное движение северных племен в сторону южных областей, неотвратимо возобновляющееся в определенные переходные эпохи жизни народов и называемое нашествием варваров, поглотило Рим, когда пробил нас неизбежного его перерождения. Гранитный и военный вал рейнских цитаделей был снесен этим потоком, и к шестому веку гребни рейнских берегов оказались увенчанными развалинами римских крепостей, подобно тому как они увенчаны теперь развалинами феодальных замков.