Том 14. Критические статьи, очерки, письма - [70]

Карл Великий воскресил эти развалины, он восстановил крепости, преградив путь германским ордам, которые возрождались под именами босманов, абодритов, велебатов, сарабов. В Майнце, где была погребена его жена Фарстада, он построил мост на каменных быках, развалины которого, как говорят, можно еще увидеть под водой; он восстановил боннский акведук, исправил римские дороги, ведущие на Викторию, ныне Нейвид, на Бакхиару, ныне Бахарах, на Виницеллу, ныне Винкель, и на Тронус Бакхи, ныне Траубах, и выстроил себе из развалин Юлиановых терм в Нидер-Ингельгейме дворец Зааль, Но, несмотря на весь свой гений и всю свою волю, Карл Великий смог лишь искусственно оживить этот скелет. Старый Рим был мертв. Облик Рейна изменился.

Еще при римском владычестве, как я уже говорил, в Рейнскую область был занесен незаметный росток. Христианство, божественный орел, начинавший расправлять крылья, положил в этих скалах яйцо, которое заключало в себе целый мир. Вслед за Кресцентием, который с 70 года проповедовал евангелие в Таунусе, святой Аполлинарий побывал в Ригомагуме, святой Гоар посетил Бакхиару, святой Мартин, турский епископ, наставлял в новой вере жителей Конфлюенции, святой Матерн, перед тем как отправиться в Тонгр, прожил некоторое время в Кельне, святой Евхарий построил себе скит в лесах возле Трира, и в этих же самых лесах святой Гезелий, стоя в течение трех лет на столпе, вступил в поединок со статуей Дианы, которая, если можно так выразиться, в конце концов рухнула под его взглядом. В самом Трире, во дворе замка префектов Галлии, много безвестных христиан умирало смертью мучеников, и пепел их развеивали по ветру; но пепел этот пал на землю, как семена.

Зерно лежало в борозде; но пока длилось нашествие варваров, всходов не было.

Напротив, образовался глубокий провал, куда, казалось, рушилась цивилизация. Распалась цепь установившихся традиций; история словно изгладилась из памяти. Словно призрачные тени, скользили над Рейном люди и события этой мрачной эпохи и, едва отразившись в нем, тотчас же исчезали.

С этого времени для Рейна на смену периоду историческому приходит период сказочный.

Ведь воображение человека, как и природа, не терпит пустоты. Там, где умолкает людской шум, природа заставляет птиц щебетать в гнездах, листья деревьев — шептаться, безлюдье — лепетать тысячами голосов. Там, где кончается историческая достоверность, воображение оживляет тень, мечту, видение. В щелях рухнувшей истории пускают первые побеги сказки, они растут, переплетаются и цветут, словно кусты боярышника и генцианы в трещинах разрушенного дворца.

Цивилизация подобна солнцу. У нее своя ночь и свой день, своя полнота сияния и свои затмения. Она то исчезает, то вновь появляется.

Как только заря возрождающейся цивилизации занялась над Таунусом, на берегах Рейна послышался очаровательный щебет легенд и фаблио. Всюду, куда проник этот далекий луч, вдруг засверкали тысячи прелестных сказочных существ; там же, где оставался мрак, закопошились отвратительные лики и страшные призраки. И в то время как рядом с римскими развалинами, теперь исчезнувшими, воздвигались из прекрасного базальта ныне срытые саксонские готические замки, по Рейну стало расселяться целое племя фантастических существ, входивших в непосредственное общение с прекрасными девами и прекрасными рыцарями; лесами завладели лесные феи, водами завладели ундины, недрами земли завладели гномы; тут были и Дух скал, и Молотобоец, и Черный охотник, скачущий через чащу на большом олене с рогами о шестнадцати отростках, и Дева черного болота, и шесть Дев красного болота, и Водан — десятирукое божество, и двенадцать черных человечков, и скворец, загадывающий загадки, и ворон, каркающий свою зловещую песню, и сорока, которая рассказывала вам о своей бабушке, и смешные карапузы из Цейтельмооса, и Эбергард Бородатый, дающий советы принцам, заблудившимся на охоте, и Роговой Зигфрид, сражающий в пещерах драконов. Дьявол оставил свой камень в Тойфельштейне и лестницу в Тойфельслейтере, он даже осмелился публично проповедовать в Гернсбахе, около Шварцвальда, но, к счастью, бог воздвиг на другом берегу реки против Скалы Дьявола Скалу Ангела. В то время как Семигорье, огромный потухший кратер, наполнялось чудовищами, гидрами и гигантскими призраками, на другом конце горной цепи, у входа в Рейнгау, холодный ветер с Виспры нес к Бингену сонмы крошечных, как кузнечики, древних фей. В этих долинах мифология врастала в легенды о святых, и это вызывало странные последствия — причудливые цветы человеческого воображения. Под другими именами появились у города Драхенфельса своя святая Марта и свой тараск. Сказка, в которой переплелись мифы об Эхо и Гиласе, поселились на коварной скале Лорелеи. В подземелья Аугста заползла дева-змея. Гаттон, злой епископ, был пожран в своей башне собственными подданными, обернувшимися в крыс; семь сестер-насмешниц с горы Шенберг были обращены в скалы, и Рейн обрел своих дев, как Маас своих дам. Демон Уриан перешагнул Рейн у Дюссельдорфа, таща на спине, словно мешок с мукой, огромную дюну, — он поднял ее у Лейдена на морском берегу, намереваясь засыпать ею Ахен, но, выбившись из сил и обманутый одной старой женщиной, как дурак уронил ее у самых ворот императорского города, и эта дюна — нынешняя гора Лоосберг. В ту эпоху, погруженную для нас в полумрак, прорезываемый то там, то здесь волшебными отблесками, эти леса, скалы и долины полны видений, призраков, чудесных встреч, дьявольских охот, страшных замков; в чащах раздаются звуки арф, мелодичное пение невидимых певиц и сатанинский хохот таинственных путников. Герои, действительно существовавшие, почти так же фантастичны, как и персонажи сверхъестественные. Куно фон Зайн, Сибо фон Лорх — Большой Меч, Гризо Нечестивец, Аттих — герцог Эльзасский, Тассилон — герцог Баварский, герцог франков Антис, Само — король вендов блуждают, утратив покой, по этим лесам с деревьями головокружительной высоты, отыскивая и оплакивая своих прекрасных белокурых, высоких и стройных принцесс, носящих восхитительные имена Гелы, Гарлинды, Либы, Виллисвинды, Шонетты. Все эти искатели приключений, живущие в мире сверхъестественного и едва сохраняющие связь с реальной жизнью, эти герои легенд скитаются, заблудившись под вечер, по непроходимым лесам, копыта их коней топчут заросли ежевики и терновника, как в «Рыцаре смерти» у Альбрехта Дюрера. За ними бегут поджарые борзые, а сквозь ветви деревьев глядят злые духи; они бродят, наталкиваясь в темноте то на черного угольщика, на самом же деле — сатану, сидящего у огня костра и набивающего котел душами усопших, то на нагих русалок, которые предлагают им ларцы, полные драгоценных камней, то на маленьких старичков, которые возвращают им сестру, дочь или невесту, найденных на какой-нибудь горе, где они спали на ложе из мха, в глубине прекрасного грота, покрытого изнутри кораллами, раковинами и хрусталем, то на какого-нибудь могущественного карлика,