Том 14. Критические статьи, очерки, письма - [220]

Подлинно живым источником драмы, по мнению Гюго, явилось христианство с его учением о теле и душе, о плотском и бесплотном, о низменном и возвышенном, о бренном и бессмертном. В извечной борьбе враждующих сил раскрывается самая суть драматической поэзии, отражающей жизнь природы и человека.

Гюго отводит непомерно большую роль христианству, утверждая, что именно оно привело поэзию к правде и породило романтическую литературу.

Самым главным для романтической поэтики Гюго принципом является принцип изображения жизни в ее контрастах, который он пытался обосновать еще в 1823 году в статье о романе В. Скотта «Квентин Дорвард»: «А разве жизнь не представляет собой странную драму, где смешаны добро и зло, красота и уродство, высокое и низменное, и разве смешение это не есть всеобщий закон, власть которого кончается лишь за пределами физического мира?»

Принцип контрастных противопоставлений в поэтике Гюго был основан на метафизическом его представлении о том, будто бы в жизни современного общества определяющим фактором развития является борьба противоположных моральных начал — добра и зла, существующих извечно.

Значительное место в «Предисловии к «Кромвелю» отводится определению эстетического понятия гротеска; Гюго считает его отличительным элементом христианской средневековой поэзии и поэзии современной, романтической. Он определяет гротеск как «красоту, оттененную уродством». Гротеск, как противоположность возвышенному, как средство контраста, является, по его мнению, богатейшим источником, который природа открывает искусству. В рассуждениях Гюго о гротеске наличествует явное противоречие. С одной стороны, он утверждает, что появление гротеска положило непроходимую грань между классическим и романтическим искусством, с другой — он видит гротеск и в образе Терсита в «Илиаде», и в сцене Менелая и привратницы дворца в трагедии Еврипида «Елена», и в таких персонажах древних мифов, как Полифем («это ужасающий гротеск») и Силен («это гротеск смешной»). Отсюда очевидно, что Гюго находил эстетическое понятие гротеска не только в литературе «христианской» — романтической, но и в литературе античной. Гюго утверждает, что без введения в литературу явлений возвышенных и низменных, уродливых и прекрасных невозможно отразить полноту и истину жизни.

Несмотря на метафизическое понимание категории «гротеск», обоснование гротеска у Гюго, несомненно, являлось шагом вперед на пути приближения искусства к жизненной правде.

Вершиной поэзии нового времени Гюго считал творчество Шекспира, ибо именно в его творчестве осуществилось гармоническое сочетание элементов трагедии и комедии, ужаса и смеха, возвышенного и гротескного; сплав этих элементов и составляет, по мнению Гюго, ту драму, которая «является созданием, типичным для третьей эпохи поэзии, для современной литературы».

Отстаивая поэтику контрастов, Гюго обосновывает ее, обращаясь к исполненной внутренних противоречий жизни человеческого общества, раскрывающейся в классовой борьбе, законы которой остались непонятыми автором «Предисловия». На основе поэтики контрастов и будут, как известно, построены впоследствии драматические произведения самого писателя, причем моральные категории получат у него извечную, не изменяющуюся ценность.

Гюго провозглашает свободную, ничем не ограниченную фантазию в поэтическом творчестве. Он предлагает опираться на легенду, иногда пренебрегая исторической правдой, ибо, по его словам, «не следует искать чистой истории в драме, даже если она я историческая». «Драма, — полагает он, — излагает легенды, а не факты. Это хроника, а не хронология». Этими взглядами на историческую правду объясняются, несомненно, те анахронизмы, которые он сознательно допускал в своих исторических драмах, обращенных к современности в гораздо большей степени, чем к прошлому.

В «Предисловии к «Кромвелю» обнаружилось стремление Гюго к правдивому и многостороннему отображению жизни, которое ему далеко не всегда удавалось осуществить в художественном творчестве; однако самый принцип правдивого отражения жизни настойчиво подчеркивается в его теоретической декларации. Он объявляет правдивость основным принципом романтической поэзии. Драма, утверждает он, должна быть зеркалом, но не обычным, дающим плоскостное изображение, а концентрирующим, которое «не ослабляет цветных лучей, но, напротив, собирает и конденсирует их, превращая мерцание в свет, а свет — в пламя». За этим метафорическим определением скрывается желание писателя не просто копировать жизнь, а активно отбирать наиболее характерные и яркие ее явления. Бесспорно, что принцип романтической типизации, сводящийся к стремлению отбирать наиболее броские, яркие, неповторимые в их своеобразии черты, образы, явления, все исключительное, открывал романтикам возможность отражать характерные особенности эпохи, и это выгодно отличало эстетику Гюго от догматической поэтики классицизма.

Несомненные черты реалистического постижения действительности содержатся и в рассуждении о «местном колорите»; под этим термином Гюго понимает воспроизведение подлинной обстановки действия, исторических и бытовых особенностей эпохи, избранной автором. Он осуждает распространившуюся «моду» наскоро накладывать мазки «местного колорита» на готовое произведение. Драма, по его мнению, должна быть пропитана колоритом эпохи «изнутри», он должен проступать на поверхность, «как сок, который поднимается от корня дерева в самый последний его листок». Достигнуть этого, говорит Гюго, можно только путем тщательного и упорного изучения изображаемой эпохи; он подразумевает при этом изучение внешних сторон жизни — национальных нравов, обычаев, быта, природы, облика действующих лиц; будучи идеалистом в вопросах истории, автор «Кромвеля» не доходит до мысли о необходимости изучать социально-политическую жизнь общества.