Том 13. Стихотворения - [5]

На Карла нашего твой Видукинд восстал,

Но франка грозный меч твоей же славой стал.

Нередко видели согбенные народы,

Как ты, бесстрашный враг любых врагов свободы,

Несла с собой зарю; и Августа разбил

Арминий, и Мартин святых отцов громил.

Как дуб лелеет плющ, вокруг него обвитый,

Ты побежденному тогда была защитой.

Как в бронзе — олово, и медь, и серебро,

Народ единый встал, где вихрились пестро

И гунны дикие, и даки, и бастарны;

От Рейна золото тебе, и клад янтарный

От серой Балтики. Твое дыханье — та

Святая музыка, где сила, чистота,

И жаворонка трель, и мощный орлий клекот.

Порою видятся неясно и далеко

Над башнями твердынь, завещанных тебе,

Воитель и дракон, сплетенные в борьбе.

Как свежи, зелены, светлы твои долины!

Туманы зыблются, их луч пронзает длинный;

Деревня мирно спит у замка под крылом,

И дева юная, склонившись над ручьем,

Стоит, на ангелов похожа белокурых.

Германия — как храм, построенный на хмурых

Столбах — на двадцати безжалостных веках.

Из их теней — лучи, и тень умрет в лучах.

Земля тевтонская, героев мать суровых,

Растит своих сынов под сенью темнобровых,

Звездой и молнией сверкающих небес.

И копья острые щетинятся, как лес.

Победы ей трубят, и быль ее седая —

Уже не быль, уже легенда золотая.

В Тюрингии, где был владыкой грозный Тор,

С косой разметанной в священный темный бор

Гадать о будущем ходила Ганна, жрица.

На реках медленных, где пела водяница,

В волнах мерцал огонь — нездешний, странный свет;

Таунус и мрачный Гарц, которые велед

Вещанья слышали, пророчиц босоногих,

Полны их отзвуков, таинственных и строгих.

В ночи Шварцвальд похож на сумрачный эдем;

От призрачной луны становится совсем

По-новому живой листва, где шепчут феи.

Возносятся у вас гробницы, как трофеи, —

Геройских пращуров огромные следы.

Тевтоны, будьте же и славны и горды!

Вся пышность рыцарства, блиставшего когда-то,

Знамена и гербы вам золотит богато,

Мифический титан по вас равнял бы шаг,

У римлян Коклес был, у вас же был Галчак.

Бетховен — ваш Гомер. Вы — сила молодая,

Величье гордое…

ФРАНЦИИ

О мать, о мать родная!

2 января

ЧЕРТ НА ДЬЯВОЛА

***

Меж императором и королем — война.

«Что ж! Революциям откроет вход она, —

Мы думали б. — Война! Но в ней — родник величий.

Желает лавров ад, желает смерть добычи.

Монархи поклялись свет солнца угасить;

Алеющая кровь должна весь мир залить;

Людей пойдут косить, как бы траву на поле;

Быть победителям в грязи, но — в ореоле…»

И мы, желавшие крепить меж наций мир

И землю для плугов хранить, не для мортир,

Взывали б, скорбные, но гордые: «Пруссаки!

Французы! Что вам в той — голландца с немцем — драке?

Оставьте их, царей. Свершится божий суд.

Бой Вишну с Индрой мы узреть мечтали б тут —

Преображение из светопреставленья

И пламень благостный, пронзающий затменье!

О схватках яростных мечтали б мы ночных,

О диком хаосе раскатов громовых,

Где безднам ураган грозит; где в схватке тесной

Гигант с архангелом сплетен, с его небесной

Кровь черную свою сливая; мнился б он —

Левиафана в тьму прогнавший Аполлон.

Воображали б мы бред и безумье мрака.

Мы сталкивали бы свирепою атакой

Иену с Росбахом, с ордой вестготов Рим;

Наполеон бы шел за Фридрихом Вторым.

Мы верили б, что к нам, сквозь ужасы и беды,

Как ласточки, спешат крылатые победы

И, как в гнездо, летят из глубины небес

Туда, где Франция, где право, где прогресс!

Мы верили б, что нам — узреть крушенье тронов

И роковой распад одряхших Вавилонов,

Что над материком растоптанным, горя,

Свободы вскинется прекрасная заря,

Что, может быть, во тьме разгромов и возмездий

Родится новый мир из рухнувших созвездий!

Так думали б мы. Пусть, сказали б, нам стократ

Арбелу, Акциум и Зару воскресят —

В крови, но в славе. Пусть над бездной, над провалом

Опять повиснет мир, как при Лепанто алом,

При Тире, Пуатье и Тольбиаке. Три

Угрюмых призрака, пучины вратари, —

Мощь, Ярость, Ночь, — пускай разверзнут зев могилы,

И Север с Югом пусть сойдут в тот мрак застылый,

Пусть племя — то иль то — исчезнет в глубях рва,

Где разлагаются князья и божества!

В раздумье, блеск побед провидя и удары

Боев, какие встарь вели бойцы Луары,

И славу Лейпцига сквозь мерзость, и Ваграм,

И слыша, как Нимрод, и Кир, и Цезарь к нам

Идут, — мы вздрогнули б от смутных ожиданий…»

Вдруг чья-то, чувствуем, рука у нас в кармане.

***

Суть в том, чтоб кошелек спереть у нас. — Пустяк!

***

Давно уж сказано, что Бонапарт-голяк

Был жуликом и млел в приятнейшей надежде

Ограбить Пруссию (нас он ограбил прежде).

Он трон украл. Он подл, и мерзок, и лукав.

Всё так. Но мы мечту хранили, что, напав

На старца-короля, кто горд веками трона,

Кому кирасой — честь и лишь господь — корона,

Он встретит одного из паладинов тех,

Что в годы Дюнуа сражались, чей доспех

Турниры украшал и ныне мнится в тучах,

Исполненных зари и ропотов летучих…

Все чушь! Иллюзия! Совсем другой наряд!

Свистки разбойничьи, а не рога, звучат.

Ночь. Дебри дикие, сплошь полные клинками.

Стволы ружейные сверкают меж ветвями.

Крик в темноте. Врасплох! Засада! Кто там? Стой!

Все озаряется, и в заросли густой

Разверзлись просеки, где свет багряный льется.

Стой! Череп раздробят тому, кто шевельнется.

Ложись, ложись! Никто чтоб не вставал! Ничком!

И — денежки теперь давайте, целиком.