Том 13. Господа Головлевы. Убежище Монрепо - [317]
Создавая и публикуя свои очерки в обстановке крайней реакции, писатель вынужден был менять их первоначальный замысел.
В известном письме к Е. И. Утину, написанном по поводу его статьи о «Круглом годе» — «Сатира Щедрина», Салтыков раскрывает суть той задачи, которую он перед собой ставил, создавая цикл. Идеалы «семьи, собственности, государственности», утверждал он, исчерпали себя, в «наличности» их уже нет. Но во имя этих призрачных «основ», по словам Салтыкова, попирается «идеал свободного исследования как неотъемлемого права всякого человека». В ряде названных им произведений писатель раскрывал несостоятельность «основ» современного социально-политического устройства. Обличению «принципа государственности» посвящен цикл «Круглый год».
Возражая Утину, который пытался комментировать с либеральных позиций его отношение к «идеалам», истолковать «Круглый год» в духе борьбы за конституционное устройство, сатирик разъясняет идейно-художественные принципы, цели и задачи своей сатиры[286], которыми он руководствовался и в работе над циклом «Круглый год».
Салтыков защищает право писателя не «выставлять иных идеалов», кроме тех, которые исстари волнуют человечество[287]. Не желая связывать свое творчество с узкоутилитарными задачами различных партий, их практическими целями, писатель в очерке «Первое октября» противопоставил собственную литературную деятельность периода «Губернских очерков» — «тщеты обличения» своему более позднему творчеству, задача которого — исследование и раскрытие фиктивности «основ», «самоновейших принципов современности», широкая социальная сатира. Отвергая защищавшийся им прежде принцип «пользы», он считает, что, «по нынешнему времени, говорить можно именно только без пользы, то есть без всякого расчета на какие-нибудь практические последствия». Целью литературы он считает пробуждение сознательности, содействие «нравственному оздоровлению» человечества, разъяснение «причин» общественного «недуга», возможности их устранения. Такой подход расширял рамки сатиры, позволял давать глубокий анализ устоев современного общества, порождающих определенные типы («Воистину болото родит чертей, а не черти созидают болото»). Считая, что останавливаться на «практических идеалах» «значит добровольно стеснять себя», Салтыков остается верен широким идеалам революционно-демократического наследства.
С такими идейно-художественными установками писатель начинал «Круглый год». Но осуществить свой замысел полностью ему не удалось. Осуждение принципа «государственности» было, пожалуй, с официальной точки зрения особенно крамольным. Цензура всегда крайне придирчиво преследовала малейшие намеки на несовершенство государственно-бюрократической машины. Салтыков же намеревался в своих очерках доказать полную несостоятельность идеи государственности в той ее форме, в которой она была или могла быть реализована в самодержавной России. «В первоначальном намерении беседы эти должны были отражать в себе злобу дня, — сказано в фельетоне «Первое ноября», — и, в то же время, служить примером для воспроизведения некоторых типов, которые казались мне небезынтересными. Я должен, однако ж, сознаться, что ни того, ни другого я не выполнил».
После событий 2 апреля писатель приостанавливает работу над циклом, собираясь выступить как публицист, дать прямой отпор идеологам реакции, с новым остервенением набросившимся на демократическую печать. Невозможность такого выступления заставляет Салтыкова вернуться к «Круглому году», попытаться использовать его для злободневной публицистической борьбы. Попытки подобного рода отражены в вариантах очерка «Первое мая». Они в значительной степени определяют содержание и более поздних фельетонов, осложняя первоначальный замысел. Да и вообще обстановка 1879 года не благоприятствовала анализу и изобличению принципа «государственности», влияния его на духовную жизнь, на идеологию, на человеческие типы.
Несмотря на неблагоприятные условия, все же Салтыкову удалось передать атмосферу дня, порождаемые ею явления.
Созданные писателем сатирические образы — художественно убедительное выражение сущности дворянско-буржуазной государственности. Салтыков открывает новые типы «столпов государственности»: сановника Ивана Михайловича, «провиденциального мальчика», «кандидата в фельдмаршалы» Феденьки Неугодова, ренегата Саши Ненарочного. С современным состоянием «государственности» связывает Салтыков и появление таких рептильных литераторов, как Филофей Иванович Дроздов.
«Знамением времени» является тот факт, что одним из «столпов» «государственности» оказывается ренегат Саша Ненарочный. Ренегатство многих вчерашних революционеров — одна из характерных примет семидесятых годов. Ненарочный как бы предвосхищает путь видного деятеля народничества Л. А. Тихомирова, автора брошюры «Почему я перестал быть революционером?». Возможно, что история Ненарочного — отклик на циркуляр министра народного просвещения Д. А. Толстого (опубликовано в июне 1875 г.) и на записку министра юстиции К. И. Палена, где речь шла о «преступной пропаганде» революционной молодежи среди народа.
