Том 12. Стихотворения - [13]

Второго Декабря.

6

Увы! Все кончено! Грязь, мрак… Над нашей славой,

Что в бездну рухнула, встал ореол кровавый

Из кличек воровских

Мопа, Морни, Арно, Маньяна, Бонапарта…

Так склоним головы: взята Гоморрой — Спарта!..

Их пять — убийц ночных!

Все страны в свой черед захватам подвергались.

В край древних вольностей, в Британию, вторгались

Нейстрийцы; готам сдан

Был древний Рим; Махмуд взял Византию в узы;

Сицилия сдалась трем рыцарям… Французы —

Пятерке каторжан!

Так! Властвуйте! Собор наполнен фимиамом,

Канавы — трупами, дворец — банкетным гамом,

И омерзеньем — мир.

Царите же! Народ (для вас он «чернь») душите;

Париж и Францию к лафетам привяжите

Дымящихся мортир!

7

Когда захлопнулся капкан, и смолкли стоны,

И он свои кресты, медали и шевроны

На ваш мундир кидал, —

Вы, к зною Африки привычные рубаки,

Ужель не поняли, что грязь — все эти знаки,

Что вас он запятнал?

О, лишь подумаю — и на ресницах слезы!

Солдаты! Жаль мне вас, жаль той зари, чьи розы

Уже блистали вам!

Жаль: слава навсегда для вас теперь затмилась,

Хоть не одна душа меж вами оскорбилась,

Весь этот видя срам.

Солдаты! Чтили мы ваш прежний блеск победный.

Сыны республики, сыны лачуги бедной,

Вы знали славы сон!

Но, изменив одной и оплевав другую,

Вы — слуги хищника, что пьет их кровь святую!..

Чем подкупил вас он?

За кем идете вы обманутой ватагой?

За деньги овладев, как девкой, вашей шпагой,

Он, явный всем злодей,

Авантюрист, ловкач, столь милый вашим душам,

Войдет в историю, Великим став Картушем, —

Наполеон-Пигмей!

И сабля армии, напавшей ночью с тыла,

Присягу, долг, закон и право изрубила;

И попраны пятой

Прогресс, грядущее, республика Вторая

И революция, что в мир неслась, блистая

Свободою святой,

Чтоб он, топча страну с разбитыми сердцами,

Мог над великими усесться мертвецами —

Всевластный гнусный гном —

И в мерзостных пирах, нажравшись до отвала

И человечью кровь глотая из бокала,

Икал кровавым ртом!

8

Ты видишь, господи, что армия свершила!

Поскольку честь ее безмолвней, чем могила,

И, стыд забыв, она

Вся пресмыкается, с ползучим гадом схоже;

Поскольку Франция, твой чистый факел, боже,

В крови угашена,

И совесть — в трауре и прячется, страдая;

Поскольку храм и суд, в плаще из горностая,

Обслуживая власть,

Твердят, что истина и право — лишь в успехе

И лучше сплошь в крови достичь заветной вехи,

Чем непорочно пасть;

Поскольку души все, как девки, полны гнили;

Поскольку умерли крушители бастилий

Иль канули во мрак;

Поскольку мерзости в подкупленных палатах,

Из сердца исходя, летят из губ разъятых,

Как будто из клоак;

Поскольку меркнет честь, покуда цезарь блещет;

Поскольку весь Париж — о, стыд! — во тьме трепещет,

Внимая женский стон;

Поскольку нет сердец — лететь к великой цели;

Поскольку старые предместья оробели

И, видно, впали в сон, —

То я молю, творец: твои вручи мне громы,

И я, хоть я ничто, смогу, судьбой влекомый,

Преступника настичь;

Взметнув суровый стих — твое, господь, орудье, —

Войду к нему, войду слугою правосудья,

В руке сжимая бич,

И, засучив рукав, как некий укротитель

Я саван с мертвецов сорву, их гневный мститель,

И в ярости святой,

В закон возмездия неколебимо веря,

Я растопчу нору — Империю — и зверя

В короне золотой!

Джерси, 7 — 13 января 1853

Книга третья «СЕМЬЯ УКРЕПЛЕНА»

I АПОФЕОЗ

Размыслим!.. Для ума мы пользу обретаем

В подобных зрелищах… Он был лишь попугаем,

Кто имя славное себе насестом взял.

Он, обнищалый принц, свой старый фрак трепал:

Ведь Реставрация отобрала прибытки.

Коль ни сантима нет, займет пять франков прыткий.

А дальше — путь простой: мазурик франкам вслед

Умеет банковый себе добыть билет,

Где штамп Гара. Восторг!.. Ему кредитку дали —

Он вспрыгнет на мильон лихим сальто-мортале.

А миллион проест — в мильярд вонзит клыки:

Начав с гроша, дойти до слитков — пустяки!

А там — пиры, дворцы и всё для пышной жизни;

И в руки власть берет, и грудь грызет отчизне,

И в государственных мужах гуляет вор…

И что ж? Украл он? — Фи!.. Он создал заговор!

Устроил он резню, прекрасное злодейство,

К присяге приведя все высшее судейство.

Рыча, захлопнулась пучина. Под землей

Вмиг Революция исчезла, за собой

Оставя серный дух. Ромье на люк железный

Свой направляет перст, пища: «Страшитесь бездны!»

Тут — «виват, Маскариль!»; тут — барабанный гром!

Рабочие, давно запуганы бичом,

В предместьях заперты, как негры по лачугам.

«Указы» на Париж слетают друг за другом,

Как снег; на Сене — лед, как будто на Неве.

Хозяин упоен; забот ему — лишь две:

Префектов усладить, внушить надежды мэрам.

Украшен Декабрем и освящен Брюмером,

В карете ездит он, ловя порой букет,

И тысячи шпиков орут ему привет.

В Лувр императором затем он входит — в гриме

Наполеона; он, меж тиграми другими,

Себе в истории взял Борджа образцом

И призрак Медичи зазвал в свой пышный дом.

Порою, пурпур сняв, без орденов дурацких,

К бассейну он идет в простых штанах казацких,

Чтоб рыбкам накрошить с улыбкой их обед —

Тот хлеб, которого у тысяч ссыльных нет.

В казармах он — божок; ему кадят с амвона;

Европа ниц лежит, страшась такого трона.

С поддержкой митр и шпаг он любит править… Что ж!

Трон — трехступенчатый: обман, резня, грабеж.

О мрамор Пароса, Каррары, Пентелики!

О древние вожди республик, сонм великий!