Том 11. Из Багдада в Стамбул. На Тихом океане: рассказы - [51]

— Стойте! — закричал я.

— Эмир, он уйдет! — крикнул мирза.

— Не уйдет. Доян, взять его!

Пес нырнул в кусты, и скоро раздался громкий крик.

— Халеф, приведи этого парня, — попросил я хаджи.

Маленький хаджи повиновался с довольной миной.

— Но, эмир, — спросил Хасан, — как ты по ножу можешь определить злоумышленника?

— Очень просто. Плоский клинок оставляет совершенно иной срез по сравнению с трехгранным, который больше приспособлен для того, чтобы колоть. А на веревках след явно от трехгранного, причем с зазубринами — вот они, отметки. Кинжал такой один.

— Господин, твоей проницательности можно позавидовать.

— Жизнь научила меня в любой ситуации опускаться до мелочей — это просто привычка, а не мудрость.

— Но как ты узнал, что он хочет бежать?

— Просто он сначала побледнел, а потом напружинился. Кто его допросит, ты или я?

— Давай ты, эмир, тебя он не обманет.

— Только пусть твои люди отойдут. Отдай им ножи. Но дай мне возможность самому вынести приговор и обещай не препятствовать его осуществлению.

Он охотно согласился.

Тут Халеф подвел человека к тому самому месту, где мы стояли с Хасаном. Какое-то время я твердо смотрел ему в глаза, а потом сказал:

— От тебя самого зависит, какую судьбу ты себе выберешь сегодня. Если признаешь свою вину, можешь ждать пощады, соврешь — готовься к джехенне.

— Господин, я все скажу, только убери собаку!

— Пес останется тут, пока мы не закончим. По моему знаку он может тебя разорвать в клочья. Теперь скажи, это ты освободил Садыка?

— Да, я.

— Зачем?

— Затем, что я поклялся ему помочь.

— Когда?

— Еще до поездки.

— Как это можно, если он немой и не в состоянии говорить с тобой?

— Господин, я умею читать! — заявил он с гордостью.

— Рассказывай!

— Я сидел с Садыком во дворе. Тут он мне написал на листке пергамента вопрос: как я к нему отношусь? Я ответил: хорошо, потому что знал всю эту историю с его языком. Он написал, что тоже любит меня и мы можем стать кровными братьями. Я согласился, и мы поклялись перед Аллахом, что не покинем друг друга в беде и несчастье.

— Ты говоришь правду?

— Могу тебе доказать это, эмир. У меня цел пергамент, где все это записано.

— Где же он?

— В моем мешке.

— Покажи!

Он дал мне листок. Несмотря на грязь, там можно было разглядеть буквы. Я дал его мирзе, тот прочитал и кивнул.

— Ты был очень недальновиден, — сказал я ему. — Ты доверился ему, не подумав, что это обернется тебе во вред.

— Эмир, все считали его честным человеком!

— Рассказывай дальше!

— Я никогда не догадывался, что он замышляет, и питал к нему сострадание, когда он лежал в путах. Я вспомнил о своей клятве и помог ему бежать.

— Он разговаривал с тобой?

— Он же не может говорить.

— Я имею в виду знаки.

— Нет, он поднялся, потянулся, пожал мне руку и скрылся в кустах.

— В каком направлении?

— Вот сюда.

Он указал в сторону реки.

— Ты изменил своему господину, став предателем всех нас, чтобы выполнить легковесную клятву. Скажи сам, какое наказание ты хочешь понести?

— Эмир, ты можешь убить меня! — прошептал он.

— Да, ты заслужил смерти, ибо ты освободил убийцу и обрек всех нас на смертельный риск. Но ты понял свою ошибку, и поэтому я разрешаю тебе просить смягчения приговора у хозяина. Я не думаю, что ты принадлежишь к тем людям, которые вершат зло оттого, что ненавидят добро.

У бедного парня навернулись на глаза слезы, и он бросился перед персом на колени. Он дрожал и от страха не мог выговорить ни слова. Строгое лицо господина становилось все мягче.

— Не надо ничего говорить, я знаю, о чем ты меня будешь просить, но ничем не могу тебе помочь. Я был тобой доволен, но сейчас твоя судьба не в моих руках. Только эмир может решать. Обращайся к нему!

— Господин, ты слышал, — повернулся ко мне несчастный.

— Ты, правда, считаешь, что правоверный мусульманин должен выполнять свои клятвы?

— Да, эмир.

— И ты ее не нарушишь?

— Нет, даже если это будет стоить мне жизни!

— И если даже Садык снова тайно вернется к тебе, ты скроешь это?

— Нет. Я освободил его и сдержал клятву — этого довольно.

То была своеобразная трактовка клятвы, но мне она вполне подходила.

— Хочешь исправить свою ошибку, послужив верой и правдой своему господину?

— О господин, если бы это было возможно!

— Тогда дай мне руку и поклянись.

— Клянусь Аллахом и Кораном и всеми праведными халифами!

— Хорошо, ты свободен и можешь снова служить хозяину. Только помни о своей клятве.

Парень был вне себя от радости, да и мирзу устроил такой поворот дела. Теперь между нами не было никаких неясностей.

Глава 4 В БАГДАДЕ

Наши верблюды создали нам в последнее время много хлопот. Эти глупые животные привыкли к обширным безлесным пространствам и среди скал и деревьев чувствовали себя неуютно. Мы были вынуждены нести на себе грузы до реки и перетаскивать их, отыскав брод. Сколько это отняло сил!

Мы с Халефом немного отстали от остальных, чтобы как следует замести следы.

В наши задачи не входило сразу же брать курс на Багдад — мы лишь стремились покинуть местность, где чувствовали себя не совсем уютно, и найти укромное место, где бы нас не настигли враги-персы и Садык.

Ближе к вечеру, уже основательно продвинувшись на юг, мы, наконец, нашли покинутую хижину, которая служила убежищем какому-то одинокому курду. Одной стеной она примыкала к скале, а с трех других сторон густо поросла кустарником. За этим живым забором обзор был прекрасным. Сюда мы привели животных и решили разместиться на ночь, что не отняло много усилий — надо было лишь бросить на землю походные одеяла. Вечером все было сделано, и женщины, разместившиеся в доме, занялись кулинарией. Ужин удался на славу. Я за последние три дня страшно устал и скоро пошел спать. Должно быть, я проспал несколько часов, как почувствовал какое-то оживление. Старая Хальва стояла рядом со мной и делала мне знаки. Я встал и пошел за ней. Все остальные спали, за исключением перса, несшего вахту. По ту сторону кустов он нас не видел.