Том 1. Стихотворения, 1908–1917 - [74]

Клим Ванюше подал руку:

«Вот, прочти-ка эту штуку!»

«Клим, ты скажешь всем своим:

Мы за правду постоим!!»

Разрыв-трава

(Большевистская сказка, переданная Климом Ване)

   Батрак Лука не спал ночей,

   Одолевали парня думы:

«Люд бедный, городской, – в когтях у богачей,

   Деревней правят толстосумы.

Куда ни кинешься, все нет для голытьбы

   Иной судьбы:

Какой-то черт ее трудом и сыт и гладок,

А ей – на все запрет и ко всему заслон.

   Что ж это за такой закон?

   И кто завел такой порядок?

По праздникам не раз, положим, поп Ипат

   Увещевал народ с амвона

   Словами божьего закона:

„Не зарьтесь, мол, на тех, кто в мире сем богат,

   Не ополчайтесь брат на брата!

В загробной жизни ждет всех богачей расплата…“

   Слеза в глазах, и крест – в руках,

   И голос – с этакою дрожью,

А явно отдает от проповеди ложью.

У самого попа порыться в сундуках, –

Поди-кося, не все там по закону божью!

Вот батрака возьми – к примеру, хоть меня:

И руки будто есть, и голова на месте,

А в жизни я меж тем не знал такого дня,

Когда бы не был я рад смерти, что невесте.

К работе ль я ленив? Работа ль мне невмочь?

   Нет, я б работал день и ночь

   И вынес всякую б работу.

Но если б строиться я возымел охоту, –

Замок-то есть, да нет ключа!

И камни и леса, всё – в лапах богача!

На пашне бы своей не пожалел я поту,

   Да пашни-то и нет.

   Явившися на свет,

   Все лучшие угодья

Нашел я где? В руках дворянского отродья!

Иль почему бы мне не сделаться ткачом?

Но лен ли, конопля ль, овечье ли то стадо –

Все, все присвоено проклятым богачом!

Что ж остается мне? За что мне браться надо?

   И одному ли мне?

Один ли я пойду к грабителям с поклоном?

Под гнетом богачей в родимой стороне

   Весь люд убогий стонет стоном.

Так это божьим, что ль, утверждено законом?!»

Покою не было с тех дум у батрака,

И крепко мысль ему одна тогда запала.

   В ночь под Ивана под Купала,

Чистенько обрядясь, в лес двинулся Лука.

   «Жив, – порешил он так, – не буду, –

Для счастья общего не жаль мне головы! –

А в эту ночь я раздобуду

Заветный цвет разрыв-травы!»

В ночную темь, по рвам, по кочкам, по бурьяну

   Шагал батрак. В глуши лесной

   Набрел на тихую поляну.

Там, место выискав под старою сосной,

Три круга очертил и с верою живою

Платочек разостлал перед разрыв-травою.

Покрылся у Луки холодным потом лоб, –

То в жар его всего кидало, то в озноб, –

Молитвы бормоча, дрожа от нетерпенья,

   Он ждал чудесного цветенья.

   Ждал, твердо веруя, что есть,

Есть сила дивная в волшебном, тайном цвете!

О, если бы ему с собой тот цвет унесть, –

   Перевернул он все б на свете!

   Прибравши клады все к рукам,

   Он их бы роздал беднякам, –

Всем, кто морит себя работой подневольной,

Кто множит прихотью чужой число калек,

   Кто к счастью весь свой скорбный век

   Бредет, кряхтя, тропой окольной.

И крикнул бы Лука: «Гей, горе-голытьба!

      В твоих руках твоя судьба.

Злой власти богачей ты не потерпишь боле.

В запряжке каторжной уж не согнешь горба:

Под небом все – твое: вода, и лес, и поле!

Избавясь от нужды проклятой, вековой,

Отныне можешь ты, люд черный, трудовой,

В трудах и в радостях друг с другом в общей доле

   Жить на своей на полной воле!»

Упал в слезах Лука перед разрыв-травой, –

   На сердце стало парню худо, –

От духоты ночной кружилась голова.

Тут – ровно ополночь – в лесу свершилось чудо:

   В короткий миг разрыв-трава

   Пред парнем бледным и безгласным

   Вся расцвела цветеньем ясным, –

И, словно звездочки, стал за цветком цветок

   Роняться тихо на платок.

   Крест сотворивши троекратный

И завязавши цвет заветный в узелок,

   Батрак пустился в путь обратный.

   Идет. А сердце ёк да ёк.

И вот – отколь взялось и где все раньше было?

Лес грозно зашумел, зверье вокруг завыло,

Вверху закаркало лихое воронье,

Внизу заползали и зашипели гады:

   «Брось узел!» – «Брось!» – «Оставь

                    Нам прежнее житье!»

   «Зальются кровью наши клады!»

Сжимая узелок дрожащею рукой,

   Лука все шел, а за Лукой

   Неслися вихрем ведьмы, черти:

   «Брось узел!» – «Чьей ты хочешь смерти?»

«Прольется кровь!» – «Народ восстанет на народ!»

«На сыновей пойдут отцы, на братьев братья!»

   Творя молитвы и заклятья,

   Лука все шел с узлом вперед.

   А вой все рос: «Куда ты?»

   «Куда ты?»

И стали обгонять тут батрака солдаты:

«Прощай! За клады нас всех гонят умирать!»

   Навстречу им – другая рать.

Сошлись. Блеснул огонь. В тела вонзились пики.

Покрылось поле все кровавой пеленой.

Вокруг Луки неслись проклятья, стоны, крики:

«Ты нашей гибели виной!»

Тут наважденье все вмиг, как рукой, убрало.

Глядит Лука: никак, уж солнце заиграло

   Над деревушкою родной!

Но не успел еще он отойти от страху,

Вдруг кто-то у него как ухнет за спиной

Да плетью по руке как стеганет с размаху!

   Глаза застлало у Луки,

И не заметил он, как из его руки,

   От боли онемелой,

   Пал наземь узел белый.

Опомнившись, батрак рванулся в бой с врагом.

Ан, смотрит, перед ним нет ни врага, ни цвета:

Все тот же темный лес, и никого кругом;

Все та ж глухая ночь, и не видать рассвета!

Товарищи! Друзья! В тяжелый чае, когда

Вся мироедская на нас идет орда,

Пытаясь нас сразить не силой – клеветою,

Ужели дрогнем мы, отступим хоть яа шаг?

   Ужель допустим, чтобы враг