Том 1. Стихотворения, 1908–1917 - [38]

   А я за стогом здесь прилягу».

   «Ах, кум, пустые страхи кинь.

   Смотри, что будет!» Тут ретиво

   Лиса звонком: динь-динь-динь-динь!..

Глядит бирюк, глазам не верит. Что за диво?

   Да, может, вправду это сон?

   Бежит околицей на звон

   Без шапки – явно: в страхе! –

      Мужик при бляхе:

   «Ваш Бродья! Господи, прости!

   Никак, вы сбилися с пути!

   Да уж и темень, право слово…»

   «Ну, ладно там! – Издалека

   Орет лиса на мужика. –

Беги скорей назад. Скажи: от станового

Проездом. Некогда. Провизии конец.

   Чтоб в час нам было все готово!

   Доставить парочку овец…

      Да пару поросяток…

   Да кур… примерно, так, с десяток.

   Управишься один?»

      «Так точно».

           «Молодец!

   Старайся!»

      «Рад стараться!»

«Убрался этот черт? – Бирюк опять куме: –

Не лучше ли и нам скорей отсель убраться!

Доверься мужичью! Что там у них в уме,

   Не разгадаешь сразу.

   Не оглядишься – подведут!..»

Покамест волк ворчал, уж бляха тут как тут:

«Ваш Бродья, здеся всё… что надоть… по приказу!

Да, окромя того, лошадкам куль овса!»

   «Спасибо, – молвила лиса, –

   Хвалю за сметку и проворство…

А как там… на селе?., порядок?.. Объясни,

Чтоб мужики… того… без всяких там!.. Ни-ни!..

Власть – не на то, чтоб им оказывать потворство!

Хе-хе! Ну, с богом, брат… Ступай теперь домой!..»

   Засели кум с кумой

   За пир-обжорство!

«Вкусненько, куманек?.. Ну что ж, теперь ворчи.

Постой, подавишься, смотри ты, ненароком!

Чего торопишься? Не стеснены ведь сроком».

«Ой, кумушка, боюсь: казенные харчи

   Не вышли бы нам боком».

   «Ешь! Дело не твое.

Ведь говорила я: пойдет у нас житье!

   Все со звонком тебе достану!»

Всю зиму рыскала кума с дружком по стану.

Пришла весна. Народ не рад весенним дням.

«Что ж это? – Стон стоял по селам, деревням. –

   Что ни неделя, то поборы!»

   Пошли повсюду разговоры:

   «Прямой грабеж!»

      «Разбой!»

«Да, братцы, подлинно ль то ездит становой,

   А не ночные воры?»

   Решили приследить

      И приследили:

Пришлося кумовьям от смерти уходить.

   Лисичке хвост весь отрубили,

   А что досталось бирюку!

   Так молотили, молотили,

   Что сноп хороший на току!

Увидя, что прошло почтение к звонку

   И от него не ждать подмоги,

   Бирюк с лисой давай бог ноги.

Бежать им вряд ли так случалось на веку!

Опомнившись в лесу дремучем, верст за двести,

Друзья беду свою оплакивали вместе!

   Лиса, простясь навек с хвостом,

   Скулила тихо под кустом;

Бирюк ей подвывал, зализывая раны:

«Властей не признают!.. С-собаки!..

                    Ху-ли-га-ны!!»

1914

«Пирог да блин» >*

Сказка

   Жил негде старичок,

   Убогий мужичок,

   С женой старушкой.

Вот как-то говорит старуха: «Дед, а дед?

Как быть-та? Что тебе я дам-от на обед?

Вечор последнею ты ужинал краюшкой».

   Впал дед в тоску,

   Рвет бороду по волоску,

   Кряхтит, усы топорщит,

   Седые брови морщит:

   «Ох, мать, не вой,

   Чай, не впервой.

Знать, не нашлось для нас у бога лучшей доли.

   Бери лукошко, что ли.

Идем-ка в лес».

   Пошли. Набравши желудей,

Вернулися домой. «Чем хуже мы людей? –

Дед бабе говорит. – Глянь, не обед – пирушка!»

   Заплакала старушка.

   Да, плакавши, один-то желудок

   И урони в подполье.

   Зерну в земле раздолье.

Стал желудь прорастать. Уперся в пол росток.

«Дед! – сердце все зашлось у бабы, так-то радо. –

Ты пол-та проруби. Чай, выгода ж – тебе:

Как вырастет дубок, и в лес ходить не надо, –

   Рви желуди в избе!»

«Ин ладно! – отвечал старик старухе. – Ладно.

Такой-то дуб взрастить кому же не повадно?

   Прорубим, баба, пол».

   Дубок пошел, пошел…

Пришлось рубить проход и в потолке и в крыше.

   А дуб тянулся выше,

   Все рос да рос, пока

Верхушкой не ушел совсем за облака.

   Меж тем у бабы снова вздохи

      Да охи:

   Дела-де вот как плохи!

   В дому ни желудка!..

   Такие слыша речи,

   Мужик мешок за плечи

   И двинулся – не в лес:

   На дуб на свой полез!

   От ветки лез до ветки.

Лез долго ль, коротко ль. Рябит в глазах у дедки.

   «Ой, батюшки! Никак, добрался до небес?!» –

   Снял шапку дед, перекрестился

   И по небу пустился.

   Исколесив без мала все концы,

   Набрел наш дед на жерновцы.

   Стал… Почесал в раздумье холку,

   Поковырял в носу:

   «Все небо исходил, а никакого толку!!!

   Хоть жерновцы домой снесу!»

Ан дома старику от бабы все ж досталось.

   «Ой, – баба всплакалась, – ой, горе-голова!

Ведь в закроме у нас соринки не осталось.

   Зачем нам жернова?

   Да я б на них и не взглянула! –

Тут баба жерновцы в досаде повернула

      И обмерла: –

   Пирог да блин! Ох, дед, мне худо!»

   Дед суетится: «Вот дела!

   Мать пречестная, вот так чудо!

Ису-се господи! Святители-отцы!..»

   Сел с бабой дед за жерновцы.

   Работа стала не в работу:

   Вертели до седьмого поту.

      «Пирог да блин!»

         «Пир-рог да блин!..»

   Считавши, сбилися со счету.

      «Еще кружок!»

         «Еш-шо один!»

   «Ну, бабка, ешь теперь в охоту!»

   «Пир-рог да блин!»

      «Пирог да блин!..»

* * *

       Сказать по правде между нами:

Я чудо-жернова, ей-богу, сам видал.

И сам я пироги с небесными блинами

   У стариков едал.

   К чему мне лицемерить?

   Ведь сказка не нова,

   Ее легко проверить.

Но если все-таки скуплюсь я на слова,

Так потому, что страх берет за жернова: