Том 1. Стихотворения, 1908–1917 - [39]

Боюсь открыть туда для жадных душ дорогу.

   Уж мы учены, слава богу!

Что верно, то верно! >*

Клеветник без дарования.

Ликвидаторы по моему адресу.

«Куда мне, Бедному Демьяну! –

Скажу я Мартову и Дану. –

Ведь вы по части клеветы –

            Киты!

И я ль оспаривать таланты ваши стану?»

Рабочим >*

Спеша заместь свои преступные следы,

Чтоб под гнетущею вас удержать пятою,

Лжецы пыталися рабочие ряды

Смутить змеиной клеветою.

На клевету лжецам достойный дав ответ,

Вы показали всем ответом этим,

Что ночь идет к концу, что близится рассвет

И что мы все его семьею дружной встретим.

И там и тут… >*

«Химический анализ мази показал, что она не содержит никаких ядовитых веществ, за исключением свинца».

(Из речи Литвинова-Фалинского.)

«Умер рабочий завода „Вулкан“ Андреев, застреленный городовым во время демонстрации».

   На фабрике – отрава,

На улице – расправа.

   И там свинец и тут свинец…

      Один конец!

Добряк («Какой-то филантроп…») >*

Какой-то филантроп, увидевши с крыльца

Изнеможенного оборвыша-мальца,

   Лежащего средь цветника врастяжку,

Воскликнул: «Жалко мне, дружок, измятых роз,

   Но больше жаль тебя, бедняжку.

Скажи, зачем ты здесь?»

         «Ах, – отвечал сквозь слез

Малютка голосом, исполненным страданья, –

Я третий день… без пропитанья!..

      И здесь я рву…

      И ем… траву!»

«Траву? – вскричал добряк, разжалобившись пуще. –

Так обойди же дом и поищи во рву:

Там ты найдешь траву куда погуще!»

Змея… >*

Вчера неведомо откуда в Государств, думу вползла самая настоящая змея.

Суеверные депутаты говорили:

– Не к добру это!

(«Бирж. вед.», 26 марта.)

«Биржевка» в страхе нам намедни рассказала,

                   Что в Думу-де змея вползла.

Взаправду ли вползла? Иль, может быть, из зала

                    Обратно уползла,

                    Успев наделать зла?

Кто с буйным Марковым шипел все время рядом?

Кто Пуришкевичу любезно плешь обвил?

Кто клеветническим своим змеиным ядом

                   Недавно нас травил?

К чему одной змее дивиться, точно чуду,

И лживо вопиять: к добру она иль к худу?

                  Ни к худу, ни к добру.

О, сколько их еще, злых, сытых и надменных,

Людей по внешности, но гадов несомненных

                    По их змеиному нутру!

Куры >*

Сказка

   «Ко-ко-ко-ко!»

      «Ко-ко-ко-ко?»

«Уж солнце вона – высоко,

А ты, никак, все спишь, касатка? –

   Хохлатке молвила хохлатка. –

Ты чем же ночью-то так занята была?»

   «Ох, мать, я вправду не спала.

Лягушки – сгинь они! – всю ночь без промежутка

Вопили так, что слушать было жутко:

   Ква-ква! Ква-ква! Ква-ква!

Уж я на чердаке не находила места.

От шуму стала так кружиться голова,

   Что я, поверишь ли, едва

   Не кувыркнулася с насеста».

«Ась? – на хохлаток тут накинулся петух. –

   О чем вы шепчетеся, дуры?»

   На крик сбежалися все куры,

А через час гулял по всей деревне слух:

   Мол, про лягушек вызнал кто-то,

Что ночью был у них галдеж совсем не зря, –

Лягушки задали банкет на все болото

   В честь своего царя:

Вернулся аист к ним вчера из-за границы.

   И вот с пустяшной небылицы

   У кур поднялся кавардак:

   «Куд-куд-кудак!»

   «Куд-куд-кудак!»

   «Ведь, как-никак,

   Мы всё же птицы!

А что за жизнь у нас? Лягушка – эка фря! –

   И та царем своим гордится.

Так после этого нам, курам, без царя

   Быть и подавно не годится!»

     «Что „не годится“ – просто срам!»

       «Мы – не народ, а сброд!»

         «Мы – стадо!»

       Пошел средь кур по всем дворам

         Такой трарам,

   Что просто страх: царя им надо!

   Царя! Легко сказать, да потрудней найти.

   Куда с поклонами идти?

   С кем заводить переговоры?

   Средь петухов пошли раздоры,

   Ожесточились петухи:

   Ни капли общего доверья.

   Из-за малейшей чепухи

   Лилася кровь, летели перья.

   «Злодей!»

   «Плутяга!»

      «Вор!»

         «Подлец!»

   Каких тут не было словец?!

   Но, притомившись долгим спором,

   Бойцы смирились, наконец,

   И, столковавшись, общим хором

   Себе наметили царька –

      Хорька.

   «То ничего, что мал он с виду, –

   А как силён и как зубаст!»

   «Уж он подвластных кур в обиду,

   Конечно, никому не даст!»

«Все об уме его слыхали отзыв лестный?»

«Мудрец известный!»

«Он даст законы нам, распределит права,

Искоренит вконец раздоры, своевольство!»

Тут куры, времени не тратя на слова,

К хорьку почетное отправили посольство.

«Отец наш! – пред хорьком, волненье поборов,

   Толпа послов заголосила. –

   Ты нам прибежище и сила,

   Защита наша и покров!

Владыка, не отринь куриного моленья,

Да благостью твоей мы токи слез утрем!

О, согласись принять от нас бразды правленья!

Взойди на новый трон и будь у нас царем!»

«Да будет так! – сказал хорек с приметной дрожью,

Припомнивши насест куриный и чердак. –

Гнет власти я готов понесть во славу божью.

      Да будет так!

   Ни хищный зверь, ни злая птица

   Вам не опасны с этих пор:

Мной будет прогнана от ваших гнезд лисица

И будет ястребу жестокий дан отпор.

Всяк, вас обидевший, останется в ответе.

Пусть зернышко у вас утащит воробей,

И для него – клянусь, господь меня убей! –

День этот будет днем… последним днем на свете!

Я – меч народный! Я…»

          Ну, словом, наш хорек

Нахваливал себя и вдоль и поперек.

Вступив же на престол, на ласки не скупился,

Нрав кроткий проявлял на деле и словах,