Том 1. Рассказы, фельетоны, памфлеты, 1901–1908 - [6]

В своих пародийных выступлениях Гашек широко прибегал к всевозможным ораторским приемам, демагогическим выпадам, использовал соответствующую лексику и фразеологию, комментировал возгласы из публики и т. д. Был сочинен манифест партии, призывавшей придерживаться только умеренного прогресса и только в рамках закона, а также гимн, который исполнялся каждый раз перед началом основного шутейного действа. В день выборов были расклеены плакаты (Гашек получил несколько голосов, вписанных его друзьями в бюллетени). Вся эта буффонада была насквозь проникнута духом озорной пародии на безвредные для власть имущих соглашательские партии, насыщена иронией по отношению к существующему политическому строю.

Годом позже Гашек написал книгу «Политическая и социальная история партии умеренного прогресса в рамках закона». Однако издатель, взявшийся выпустить ее, в конце концов так и не осмелился это сделать. Затерявшаяся рукопись стала доступной лишь в 30-е годы. Юлиус Фучик, высоко оценивший это произведение, напечатал часть глав из него в газете «Руде право». Но затем рукопись вновь оказалась в частных руках и только чудом не погибла во время второй мировой войны. Лишь в 60-е годы, спустя полсотни лет после создания, это произведение Гашека, второе после «Швейка», и по объему и по художественному уровню, наконец увидело свет. В настоящем Собрании сочинений оно впервые воспроизводится в полном виде на русском языке.

Книга представляет собой фрагментарное юмористическое повествование о возникновении и деятельности «партии» (включены некоторые речи Гашека, «манифест» и т. д.), а также «хронику» похождений неунывающей гашековской компании, искавшей в озорной клоунаде и оппозиционном вызове освобождения от плена мещанской морали и гнетущей официальной атмосферы. Кроме того, книга содержит десятки портретов участников и современников «движения», в роли которых Гашек изобразил главным образом своих друзей и знакомых, подчинив и эти зарисовки общему пародийному замыслу.

Писатель иронизировал над бесхребетностью и мелкотравчатостью чешских политических партий, над их чисто внешней и поверхностной оппозиционностью. В его замысел входило изобразить людей, которые были совсем не теми, кем хотели казаться, не борцами за прогресс и свободу, а завсегдатаями пивных, фразерами, мелкими честолюбцами и плутами. Схватывая какие-то черточки характеров и поведения реальных лиц (все они выступают в книге под собственными именами), Гашек заострял и развивал их прямо-таки с эпиграмматическим блеском. Нередко это были далеко не безобидные характеристики. Однако игра есть игра. И Гашек отдавался ей в полной мере. Некоторые из будущих «героев» книги, прослышав о замысле нового сочинения, даже обращались к автору с просьбами не писать о тех или иных вещах, касавшихся их лично. Гашек с неподражаемым озорством рассказал затем в своей книге и об этих их просьбах, использовав и этот материал для веселых характеристик.

Во многих главах речь шла непосредственно о политике. С первых же страниц книги перед читателем появляется, например, могучая фигура «борца» за права угнетенного народа» Климеша, который рвется на Балканы на помощь восставшим братьям славянам и даже носит устрашающую форму «воеводы», но потом оказывается редким трусом. Глубокой иронией проникнута глава «Революционер Зиглозер», посвященная бывшему участнику радикального движения «Омладины», который предпочел затем вольнолюбивым увлечениям своей молодости торговлю коньяком и научился ловко использовать былую принадлежность к радикальным кругам в интересах торговой рекламы. Великолепна характеристика «этических анархистов» Магена и Маха — этих, по ироническому определению Гашека, «чешских якобинцев», — один из которых якобы признался однажды в своих стихах:

Для будущих подвигов силу и волю

мы черпали больше всего в алкоголе.

(Перевод мой. — С. Н.)

Иногда Гашек разыгрывает читателя, рисуя и себя в качестве достойного приверженца умеренного прогресса в рамках закона. Например, свой разрыв с анархизмом он «объясняет» наставительной беседой, которую с ним будто бы провели в полиции, пригрозив репрессиями, после чего он якобы и основал партию умеренного прогресса в рамках закона. И в самом деле, что может быть красноречивее образа основателя партии, создающего ее чуть ли не по совету тайной полиции?

С политической сатирой в книге соседствуют многочисленные юмористические шаржи на всевозможных графоманов и хвастунов, псевдопоэтов, критиков (то слащаво умильных, то свирепых как «заплечных дел мастера»), ремесленников от мира искусства, завсегдатаев богемных компаний, меценатствующих мещан и т. д. И сквозь все это просвечивает метко схваченный колорит времени. Юлиус Фучик назвал книгу Гашека «блестящей сатирической историей чешской жизни последних лет перед войной».

Нельзя не сказать об оригинальности художественной формы этого произведения, непринужденности остроумного повествования, экономности лепки сатирического портрета и особенно о виртуозном использовании своеобразного приема разыгрывания читателя.

Особое место в творчестве Гашека занимала антивоенная, антимилитаристская тема. Одним из первых в чешской литературе он выступил с развенчанием наполеонизма. В 1913 году в статье «Цена славы» он выразил резкое возмущение тем, что школьные учебники истории часто превращаются в прославление деятелей, проливших реки крови. В этом смысле для него были равны Рамзес Второй, Александр Македонский, Ганнибал, Цезарь, Аттила, Тамерлан и Наполеон. Все они, по мысли Гашека, заслуживают не славы, а глубокого порицания и позора. О Наполеоне он писал: «В сердце каждого культурного человека воспоминание о миллионах семей, которые он уничтожил, о потоках крови и пожарах, о слезах и плаче сотен тысяч людей неизбежно должно вызвать чувство великого сожаления, что вообще родился этот коротышка корсиканец. Я всегда с отвращением отворачивался от его портрета, от его наглой фигуры позера со скрещенными на груди руками… После того как человечество достигнет такого уровня развития, когда наконец умолкнет звон мечей, оно с горькой усмешкой будет удивляться убогим умам, которые культивировали такие глупые представления о том, кого надо считать великим и славным»