Том 1. Рассказы, фельетоны, памфлеты, 1901–1908 - [3]

Эти путешествия дали материал для многих рассказов Гашека 1901–1904 годов, а отчасти и для более поздних. Почти все они написаны по живым впечатлениям и нередко несут на себе печать очерковости, но при этом Гашек стремится к сюжетной обработке материала. От более поздних, остросатирических произведений эти рассказы отличаются мягким, юмористическим звучанием. Однако тема социальных противоречий и столкновений часто отзывается и трагической нотой («Смерть горца», «Над озером Балатон» и др.). Нередко стремление писать о жизни без прикрас сопровождается развенчанием книжной романтики, иногда доходящим до натуралистического эпатажа читателя. Вместе с тем в произведениях чувствуется любование народной жизнью, чаще всего окрашенное добродушным юмором. Писателя манят цельные и непосредственные натуры, люди, страстные в любви и ненависти, в горе и веселье (рассказы «Гей, Марка!», «Разбойник из Магуры», «Ослик Гут», «Умер Мачек, умер»). Внимание автора привлекают изгои общества — бродяги, цыгане, их стихийный бунт против притеснений.

Бунтарские настроения, дух протеста против социального и национального гнета были свойственны и самому Гашеку. В 1904–1907 годах писатель оказывается тесно связанным с движением чешских анархистов. В анкете, заполненной в 1920 году в Советской России, отвечая на вопрос, где и в какой партии ранее состоял, Гашек напишет: «Жижков (район Праги. — С. Н.) с 1905 г., организация независимых] социалистов (анархо-коммунистов)»[6].

Широкое распространение анархизма в Чехии в конце XIX — начале XX века объяснялось отчасти тем, что руководство чешской социал-демократии сводило тогда почти всю партийную деятельность к борьбе за реформы. Кроме того, оно во многом игнорировало национальный вопрос, который имел особую остроту для угнетенных народов Австро-Венгерской империи. Все это толкало к анархизму как раз наиболее революционно настроенные слои общества, наиболее радикальных противников существующего строя, монархии, социального и национального гнета. (Значительная часть чешских анархо-коммунистов влилась позднее в компартию, созданную в 1921 году.)

В зарождении интереса Гашека к анархизму могли сыграть известную роль и семейные традиции. Дед писателя, участник революционной борьбы 1848 года в Чехии, по преданию, лично встречался с Михаилом Бакуниным и даже помогал устраивать его побег из Австрии. Сам Гашек одно время даже подписывался в письмах к своей возлюбленной именем, позаимствованным у Бакунина — «Миня», «Митя» и т. д. Знаком был чешский писатель и с сочинениями Кропоткина.

В течение нескольких лет Гашек отождествлял анархизм с подлинной революционностью. Он работает в редакциях анархистских журналов «Омладина», «Нова Омладина», «Худяс» («Бедняк»), «Комуна» («Коммуна»), участвует в манифестациях анархистов, одно время ведет агитационную работу среди горняков на севере Чехии и среди чешско-моравских текстильщиков, распространяет листовки и воззвания. Агенты тайной полиции доносили о нем как об «особо опасном анархисте». В 1907 году после стычки с полицией во время первомайской демонстрации он целый месяц провел в заключении.

В своей политической деятельности Гашек нередко пользовался и оружием смеха. Противодействуя властям, он предпринимал иногда и довольно рискованные акции. Биограф писателя В. Менгер рассказывает, например, что в 1907 году в редакцию журнала «Комуна» был подослан шпик, который выдавал себя за известного тогда итальянского анархиста, якобы только что прибывшего в Прагу и желавшего сблизиться с чешскими революционерами. Гашек очень быстро раскусил провокацию. Вечером того же дня тайный агент полиции был обнаружен у подъезда пражского полицейского управления. Он был одет в женское платье и находился в состоянии сильного опьянения. На груди у него была приколота записка: «Компаньонам тайного политического департамента Гельнеру и Славичку дарим этого урода для зоологического сада при императорском замке в Вене»[7]. Под текстом стояла подпись знаменитого основателя немецкой фирмы по продаже диких животных Гагенбека. Инициатором и одним из исполнителей этой дерзкой операции, техника которой осталась неизвестной, был Гашек. Судя по всему, к подлинному происшествию восходит и рассказ о том, как Гашек вместе со своими друзьями обвинил в крамольных, антиправительственных речах сыщика, который попытался в кафе втереться в их общество.

Анархизм не мог дать Гашеку должного представления об эффективных путях борьбы. Проницательная критика реформизма сопровождалась у него недоверием ко всей деятельности социал-демократической партии. Но сближение с рабочей средой, с оппозиционно настроенными политическими кругами утвердили его в понимании несправедливости существующего строя, в том, что прогнившую социальную и политическую систему невозможно улучшить никакими реформами. Мысль о том, что «нужно наконец преподать урок эксплуататорам пролетариата»[8], не раз повторяется в его статьях, фельетонах, рассказах.

С 1904 года начинается новый период и в литературной деятельности Гашека, который продлится вплоть до мировой войны. Обострялась социальная зоркость писателя, менялись характер и тональность творчества. На первый план выступает беспощадная, острая, резкая сатира, нередко проникнутая духом вызова и эпатажа. Внимание писателя привлекает теперь главным образом жизнь города, где с особой силой проявлялись классовые и политические противоречия. В поле его зрения — социальный и национальный гнет, вся система полицейско-бюрократического насилия, армия, церковь, буржуазная мораль, практика псевдонародных партий, мещанский быт и психология. Писатель демонстрирует прямую взаимозависимость богатства одних и бедности других, произведения насыщаются резко контрастными красками. В одном из таких рассказов Гашек изобразил, например, трагическую гибель рабочих-шахтеров и одновременно веселый банкет с музыкой и фейерверками, устроенный женой шахтовладельца «в пользу семей погибших». На таких же саркастических контрастах построены рассказы «История поросенка Ксавера», «Юбилей служанки Анны» и многие другие. Некоторые публицистические выступления Гашека, особенно 1904–1907 годов («О балах», «Время всеобщего подорожания», «Пражский муниципалитет», «Новый год», «Канун поста» и др.), в чем-то уже предвосхищают послевоенную публицистику Ю. Фучика, расцвет которой падает на 20–30-е годы, — настолько сильно раскрыт в них антагонизм классовых интересов народа и верхов. В отдельных рассказах («Клинопись», «Наш дом», «Удивительные приключения графа Кулдыбулдыдеса») звучат предсказания грядущей революции во имя установления социального равенства, социалистического строя.