Том 1. Повести и рассказы. Записки врача - [6]

Еще в повести «Без дороги» он рассказал о деревенском парне Степане Бондареве, тянущемся к знанию, ставшем первым помощником Чеканова во время холерной эпидемии. В. Вересаев видел, что и в среде интеллигенции появляется молодежь, которую, как и Чеканова, не удовлетворяют «малые дела», ко которая верит, что истинная дорога есть, не отчаивается и упорно, страстно ищет эту дорогу. Такова Наташа. В финале именно Степан и Наташа стоят у постели умирающего Чеканова: за народом и передовой интеллигенцией будущее – большего автор пока сказать не умел, роли рабочего класса он тогда еще не понимал. О многом говорит одна деталь: когда в 1892 году В. Вересаев заведовал холерным бараком на юге России, лучшим его помощником был некий Степан Бараненко, он-то и явился прототипом образа Степана Бондарева. В жизни Степан был шахтером, в повести он стал «деревенским парнем». С крестьянством и интеллигенцией продолжает связывать мечты о завтрашнем дне писатель. И здесь, конечно, ниточка тянется к былым народническим убеждениям автора.

Но наиболее точные ответы на мучившие В. Вересаева вопросы дала опять-таки жизнь. «Летом 1896 года вспыхнула знаменитая июньская стачка ткачей, всех поразившая своею многочисленностью, выдержанностью и организованностью. Многих, кого не убеждала теория, убедила она, – меня в том числе», – писал он в автобиографии. – «Общественное настроение было теперь совсем другое, чем в 80-х годах. Пришли новые люди – бодрые и верящие. Отказавшись от надежд на крестьянство, они указывали на быстро растущую и организующую силу в виде фабричного рабочего, приветствовали капитализм, создающий условия для развития этой новой силы. Кипела подпольная работа, шла широкая агитация на заводах и фабриках, велись кружковые занятия с рабочими, яро дебатировались вопросы тактики». И ему, так страстно искавшему этих бодрых и верящих людей, «почуялась огромная прочная новая сила, уверенно выступающая на арену русской истории» В. Вересаев находится «в близких и разнообразных сношениях с рабочими и революционной молодежью», помогает агитационной работе ленинского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса»: в больничной библиотеке, которой он заведовал, был устроен склад нелегальных изданий; в его квартире «происходили собрания руководящей головки» организации, печатались прокламации, в составлении их он сам принимал участие («Воспоминания»). Новое революционное учение становится для него «самым дорогим».

Он первым среди крупных русских писателей обратил внимание на движение революционеров-марксистов и поверил в него. В. Вересаеву кажется, что он наконец-то обрел истину. И повесть «Без дороги» получает продолжение – рассказ «Поветрие» (1897). Та самая Наташа, которая не отставала от Чеканова с вопросом «Что мне делать?», теперь «нашла дорогу и верит в жизнь». Наташа не согласилась с братом, что эпоха «блестящих, великих дел» безвозвратно миновала, что единственный удел для любящих народ – «малые дела». Она порвала с обывательским миром родных и отправилась искать истину, на которую махнул рукой Чеканов. Четыре года странствовала по свету, «пришлось пережить немало», но зато теперь от нее так и веяло «бодростью, энергией и счастьем», теперь она знала, что ей делать: она пошла с революционерами-марксистами. Как и для самого В. Вересаева, для нее превратились во врагов прекраснодушные интеллигенты вроде Сергея Андреевича Троицкого с его любовью помечтать о светлом времени, когда люди станут братьями; стали врагами и выродившиеся народники: им «доставляет… нравственное удовлетворение» организация артелей, где кустари – недавние крестьяне – «должны жить между собою по божьей правде». Большего они придумать уже не в состоянии. Вместе с Наташей В. Вересаев приветствует развитие промышленности в России, вместе с нею он радуется: «Вырос и выступил на сцену новый глубоко революционный класс».

Но как раз этот революционный класс, его дела и думы остались за пределами рассказа. Мы не узнаем, как пришла к революционной программе переустройства общества Наташа, мы не видим и самих борцов-рабочих. «Поветрие» – даже не столько рассказ, скорее статья, написанная в форме диалога, спора представителей борющихся лагерей интеллигенции. Сам писатель объяснял это тем, что «показать представителей молодого поколения в действии было по тогдашним цензурным условиям совершенно немыслимо». Но дело, видимо, не только в этом. А. Н. Толстой очень верно замечал: «…Понять, освоить политически еще не значит освоить художнически». А «Поветрие» было первой в России попыткой освоить марксизм средствами художественной литературы. И уже в этом огромная заслуга Вересаева.

Вслед за «Поветрием» В. Вересаев пишет целую серию рассказов о крестьянстве. В них он с высоты завоеванной позиции оглядывается назад, дает новую для себя оценку роли и положения крестьянства в стране: об идеализации крестьянства нет теперь и речи.

Большинство крестьянских рассказов трактует различные социально-экономические тезисы марксистской науки: «Лизар» посвящен процессу обезземеливания крестьянства, «В сухом тумане» – перераспределению сил между городом и деревней. «Об одном доме» написано явно в пику народникам: община – одно из средств закабаления крестьянина, одна из причин его быстрого разорения. Причем порой рассуждения автора по социально-экономическим вопросам просто перемежались примерами-случаями из крестьянской жизни, что делало рассказы несколько назидательными. Это было тем более неоправданно, что и возница Лизар, «молчаливый, низенький старик», с его страшной философией «сокращения человека» («Лизар»); и литейщик, бросивший родную деревню в поисках заработка, лишенный семьи и простого человеческого счастья («В сухом тумане»); и герои рассказов «К спеху», «Об одном доме» – все они сами, без авторских комментариев, достаточно убедительно доказывали, что процесс разорения крестьянства, классового расслоения в деревне идет в России в полную силу, а люди – искалечены. В дальнейшем, при переизданиях рассказов, В. Вересаев сокращал публицистические куски.