Том 1. Нравы Растеряевой улицы - [151]

— Так-так…

— Вот-с, изволите видеть…

И так далее в этом роде.

Потом время проводится таким образом.

Через четверть часа г. N сидит с барышней в саду.

— Скучаете? — спрашивает он.

— Да.

Г. N не находит, что сказать, и, чтобы протянуть время, усиленно трет ладони. Барышня вдруг вспоминает, что она, бог знает зачем, нарядилась в платье с открытыми плечами. Ее снова бросает в пот, потому что она не уверена в чистоте своих плеч и обнаженных выше локтя рук; почем знать, что у ней не прилипла где-нибудь ягодка малины, земляники и т. п. Положение ее делается почти нестерпимым, она начинает понимать, почему дьяконская дочка все смотрела в землю и молчала.

— А у нас недавно староста церковный умер, — произносит она, совершенно как дьяконская дочка.

— Что же такое? отчего?

— У него было что-то здесь.

Барышня при этом обвела рукой большое пространство на левом боку.

— Сердце болело?

— Нет… дальше… еще за сердцем.

— Где же это? Легкие, печень?

— Нет-с, еще гораздо дальше… за легкими…

Барышня останавливается, вся пораженная потом, а г. N догадывается со слов ее, что эта болезнь была где-то: «пройдя легкие, налево или направо, за угол» — что-то в этом роде.

На дорожке показывается мать, хлопотавшая о разных закусках и теперь считающая обязанностию занять гостя… Она тяжело опускается на лавку и после некоторого молчания говорит:

— Скажите вы мне, что же теперь за Петербургом?

— А там уж море идет.

— Море? А как же это тут вот рассказывал кто-то, что за Петербургом война начинается.

Г. N очевидно понимает, что барыня что-то запорола, но отчего же ему не сказать, что это так, тем более, что голова у него не отвалится.

— Может быть-с! может быть. Бог ее знает.

— Кажется! — победным тоном говорит барыня. — Война!..

— Может быть-с. Да оно так и выходит: место глухое.

— Сырость.

— Вот и это-с!.. Сырость, глушь… вот им и хорошо для драки-то?

— А как же…

И так далее.

После всевозможных закусок, в продолжение которых N рассуждает с самой барыней, так как дочь отлучается по хозяйству, закладывают тройку дюжих коней, и N отправляется в лес, где мы уже имели случай с ним встретиться… После того как мы оставили г. N в чаще леса, работы его продолжались в таком порядке: на часах было еще час, и, следовательно, время нужно протянуть до обеда, и поэтому N, от времени до времени расспрашивая лесника, где граница и проч., набирал спелые ягодки земляники. Все это заняло довольно времени, так что в доме помещицы обед вопреки обычаю совершился часом позже. А после обеда N отзывает хозяйку в другую комнату, требует план ее леса, развертывает его во всю ширину, тычет пальцем в какую-то точку, говорит непонятные слова вроде «таксация», «астролябия», «съемка» и проч. Все это заставляет добрую помещицу недоумевающими глазами смотреть на N, по временам несколько трусить, что она до приезда N никаких этих вещей не знала и не озаботилась об них, и все-таки еще более уважать этого N, вызвавшегося избавить ее от бед, может быть весьма многочисленных.

Оставшись один, N развертывает бумажку, на которой беспорядочно разбросаны заметки, сделанные в лесу: «осина», «ель», «березовые насаждения», и начинает приводить все это в порядок. Это работа нетрудная. Стоит только эту бессмыслицу набранных названий дерев пересыпать бессмыслицей другого рода — частицами «но», «хотя», и выйдет штука, очень похожая на дело: «Хотя и развивается преимущественно береза, но также заметна и осина». Далее, чтобы поразнообразить и эту фразу, N иногда пишет просто: «Хотя осина, но и береза», и т. д. без конца.

— Вот-с! — вручая описание барыне, говорит он.

— Тут все?

— Все-с; теперь будьте покойны…

N замолкает; барыня понимает, что требуется возблагодарить за услугу.

— Вы уж от нас завтра уедете, — просит она г. N через четверть часа.

— Завтра, завтра, — вторит барышня.

— Если это вам не будет стеснительно, — покорно пожимая плечами, говорит N, — то я, конечно, с величайшим удовольствием.

— Пожалуйста, — говорит барышня.

N остается. А вечером в темном, еще не освещенном зале он сидит с барышней у отворенного в сад окна.

— Скажите, — говорит та, — можно ли два раза любить?

— Хе-хе-хе, можно-с, — произносит N самым подлейшим тоном, но вслед за тем серьезно прибавляет: — То есть, смотря по тому, какая любовь. Ежели любовь истинная… Вы про истинную изволите говорить?

— Про истинную.

— Ну, тогда дело совершенно другого рода…

— Нельзя?

— Более одного разу нельзя-с…

— Я и сама так думаю…

В зале снова показывается хозяйка, хлопотавшая насчет ужина. Некоторое время царствует молчание. Понимая, что нужно снова занять гостя, хозяйка говорит:

— А что, скажите вы мне, сделайте одолжение, есть ли такие места, откуда никаких дорог уж нету?..

— Должно быть, есть-с…

— Где же, например?..

— На самом конце-с… Откуда уж некуда больше…

Все добродушно хохочут.

— Ах ты, господи!.. — помирая со смеху, произносит мать. — Что значит неученый-то человек, не догадаешься… — И т. д.

На другой день г. N в дороге. Добрые кони подхватывают покойный экипаж, из которого виднеется длинный футляр с планом, а г. N в это время чувствует, что за десятину ему пришлось «недурно».