Том 1. Государственность и анархия - [97]

Это логически необходимо, да и помимо логики вся новейшая история доказывает необходимость этого. Достаточно вспомнить положительную измену красной республиканской партии в июньские дни 1848 г., и как будто такого примера и последовавшего за ним двадцатилетнего жестокого урока, данного Наполеоном III, было недостаточно, чтобы снова во Франции в 1870 — 71 г. повторилось еще раз то же самое. Гамбетта и его партия оказались самыми ярыми врагами революционного социализма. Они выдали Францию, связанную по рукам и по ногам, бесчинствующей ныне в ней реакции. Другой пример Испания. Самая крайная радикальная политическая партия (la partie intransigeante) оказалась самым ярым врагом интернационального социализма.

Теперь другой вопрос: в состоянии-ли радикальная буржуазия без всенародного бунта совершить торжествующий переворот? Достаточно поставить этот вопрос, чтобы решить его отрицательно; разумеется нет. Значит не буржуазия нужна народу, а народ буржуазии для совершения революции. Это стало ясно везде, а в России яснее, чем где бы то ни было. Соберите всю нашу революционно-мечтающую и резонирующую дворянско-буржуазную молодежь; но вопервых, как связать ее в одно живое, единомыслящее и единостремящееся тело? Она может соединиться только погрузившись в народ; вне же народа она всегда будет составлять бессмысленную, безвольную, пустоболтающую и совершенно бессильную толпу.

Лучшие люди буржуазного мира, буржуа по происхождению, а не по убеждениям и стремлениям, могут быть полезны только под тем условием, что они потонут в народе, в чисто народном деле; если же они будут продолжать существовать вне народа, то они будут не только ему бесполезны, но положительно вредны.

Радикальная же партия составляет особую партию; она живет и действует вне народа. Что же показывает ее стремление к союзу с чернорабочим людом? Ни более, ни менее как сознание бессилия, сознание необходимости помощи народа для овладения государственной властью, конечно, не в пользу народа, а в свою собственную. И как только она овладеет ею, она неизбежно станет врагом народа; сделавшись врагом, она потеряет точку опоры, прежнюю народную силу, и чтобы удержать власть, хотя на время, она принуждена будет искать новых источников силы уже против народа, в союзах и сделках с побежденными реакционными партиями. Таким образом, идя от уступки к уступке, от измены к измене, она и себя, и народ отдаст реакции. Послушайте, что говорит теперь Кастеляр, ярый республиканец, сделавшийся диктатором: „политика живет уступками и сделками, поэтому я намерен во главе республиканской армий поставить генералов из умеренной монархической партии". К какому это результату клонится, разумеется всякому ясно.

Лассаль, как практический человек, превосходно все это понимал; кроме того он глубоко презирал всю немецкую буржиазию и поэтому он не мог советовать работникам связываться с какою либо буржуазною партиею.

Оставалась революция; но Лассаль слишком хорошо знал своих соотечественников, чтобы ждать от них революционной инициативы. Что же ему оставалось? Одно — связаться с Бисмарком.

Пункт соединения давался самою теориею Маркса, именно: единое, обширное, сильно-централизованное государство. Лассаль его хотел, а Бисмарк уже делал: Как же им было не соединиться?

С самого вступление в министерство, больше, со времени прусского парламента 1848 г. Бисмарк доказал, что он враг, презирающий враг буржуазии; настоящая же деятельность показывает, что он не фанатик и не раб дворянско-феодальной партии, к которой принадлежит по происхождению и по воспитанию и с которой он, при- помощи разбитой, покоренной и рабски послушной ему партии буржуазных либералов, демократов, республиканцев и даже социалистов, сбивает спесь и стремится окончательно привести к одному государственному знаменателю.

Главная цель его, также как Лассаля и Маркса, государство. И потому Лассаль оказался несравнено логичнее и практичнее Маркса, признающего Бисмарка революционером, конечно по своему, и мечтающего о свержении его, вероятно потому, что он занимает в государстве первое место, которое, по мнению г. Маркса, должно принадлежать ему.

Лассаль, повидимому, не имел такого высокого самолюбия, и потому не гнушался войти в сношение с Бисмарком. Совершенно сообразно с политическою программою, изложенною Марксом и Энгельсом в „манифесте коммунистов", Лассаль требовал от Бисмарка только одного: открытия государственного кредита рабочим производительным товариществам. Но вместе с тем — и это доказывает степень его доверия к Бисмарку, — он сообразно той же программе, поднял между рабочими мирно-законную агитацию в пользу завоевания избирательного права, — другая мечта, о которой мы уже высказали свое мнение.

Неожиданная и преждевременная смерть Лассаля не позволила ему не только довести до конца, но даже хоть несколько развить свои планы.

После смерти Лассаля в Германии между вольною федерациею обществ для образования рабочих и всеобщим немецким обществом рабочих, созданным Лассалем, стала образовываться под прямым влиянием друзей и последователей г. Маркса, третья партия — „