Том 1. Государственность и анархия - [15]
Последней каплею, переполнившей чашу злобы и ненависти, была франко-прусская война 1870 г.
Маркс и Энгельс, как в наши трагические дни общеевропейской войны кайзер, Гинденбург, Зюдекум и прочие, об'явили, что Бисмарк и Мольтке, раззоряя и выжигая французскую территорию, избивая невооруженных крестьян, женщин и детей, вели войну оборонительную!
„Со стороны немцев эта война оборонительная" — „Французов следует высечь" (Die Franzosen brauchen Prugel) — „С победой Пруссии централизуется власть государства, что будет полезно для централизации немецкого рабочего класса". — Они до того увлеклись благодетельностью прусских побед, что 31 июля Энгельс писал Марксу: „Первую серьезную победу одержали мы"... (т. е. Мольтке, Вердер, Бисмарк и Энгельс с Марксом). Раз они стали отожествлять свое дело с варварством прусскаго милитаризма, они не задумались и посодействовать Пруссии. В письме от 7 сентября 1870[12] Энгельс писал Марксу, что следовало бы, от имени Генерального Совета, уговорить „Интернационал во Франции воздержаться до заключения мира"... „Ежели возможно повлиять в Париже, следует помешать рабочим вмешиваться до заключения мира" — повторяет он в письме от 12 числа. И это, когда Париж осажден озверевшей ордой убийц и грабителей. Подобный совет осажденным у честных людей называется советом предательства и измены. А Маркс, под влиянием Энгельса, выпустил от имени Генерального Совета Интернационала, воззвание, приглашавшее рабочих, не немецких и французских вместе, а только французских, не браться за оружие, не защищать своих близких и свою независимость. Вот документ (он помечен 9 сентября 1870 г.):
,Il ne faunt pas que ies ouvriers francais se lais-„sent entrainer par Ies souvenirs de 1792, comme les „paysans francais se sont laisses precedemment duper „par ls souvenirs du premier" („Французским рабочим не следует увлекаться воспоминаниями 1792 г., „подобно французским крестьянам, поддавшимся „перед этим обманчивым воспоминанием первой „империи").
Так говорили, писали и действовали клеветники. А что писал и делал в этот трагический момент оклеветанный Бакунин?
23 августа, он писал социалистам в Лион:
„Ежели французский народ не восстанет поголовно, пруссаки возьмут Париж... Повсюду народ должен взяться за оружие, должен сам организовать свои силы для войны против вторгнувшихся немцев, для войны разрушительной, войны на ножах... Если вы желаете спасти Францию от рабства, раззорения, нищеты на целых пятьдесят лет, вы должны совершить, то, перед чем поблекнул бы патриотический порыв 1792... Дело Франции стало делом человечества. Борясь, становясь патриотами, мы спасем свободу человечества... О, если бы я был молод, не письма бы вам писал, а был бы среди вас"!
Спустя девять дней (2 сентября) Бакунин писал следующие строки:
„Вторгнись во Францию армия пролетариев английских, бельгийских, немецких, испанских, итальянских с развевающимся знаменем социализма революционного и возвещая миру окончательное освобождение труда, я бы первый крикнул французским рабочим: „Раскройте обятья, это братья ваши, соединяйтесь с ними, чтобы вымести гниющие остатки буржуазного строя". Но вторжение, позорящее ныне Францию, недемократическое и не социалистическое, а нашествие аристократии, монархии, солдатчины. Пятьсот или шестьсот тысяч немецких солдат топят в крови Францию. Они покорные подданные, они рабы деспота, кичащегося своим „божественным" правом... они самые страшные враги пролетариата. Принимая их мирно, оставаясь безучастным к этому нашествию немецкого деспотизма, аристократии и милитаризма на Францию, французские рабочие предали бы не только свою свободу, свое достоинство, свое благосостояние и малейшую надежду на лучшее будущее, они предали бы также и дело пролетариата всего мира, святое дело социализма революционного". Бакунин до того страдал от разгрома Франции и торжества немецкого, мнимо культурного варварства, что не мог усидеть в Локарно и в сентябре месяце, с согласия друзей, поехал в Лион, где и принял активное участие в неудавшейся попытке учреждения революционной коммуны[13]. Глубоко огорченный лионскими событиями, а также и настроением населения Марселя, куда он проехал из Лиона, Бакунин занес в свою рукопись следующие прекрасные строки, полные глубокой скорби и поразительно ясного понимания событий того времени и гибельных для демократии последствий немецких побед:,
