Том 1. Главная улица - [178]

— О, я, кажется, знаю, кто это! — шепотом сказала она.

— Кто? Вон там? Да это Брэзнаган, Перси Брэзнаган!

— Да, да. Вы знакомы с ним? Что он за человек?

— Добродушный простак. Мне он даже нравится. Думаю, что там, где дело идет о торговле автомобилями, ему нет равных. Но в отделе авиации от него житья нет. Из кожи вон лезет, чтоб быть полезным, а сам ничего не понимает — ну, ровно ничего!.. Довольно трогательная фигура: богач, который во все суется и хочет всем помочь. Вы хотели бы поговорить с ним?

— Нет, нет! Я только так…

III

Кэрол сидела в кинотеатре. Шел широко рекламируемый фильм, глубокомысленнее творение, смесь из болтливых парикмахеров, дешевых духов, салонов с красной плюшевой мебелью в подозрительных переулках и самодовольных толстых женщин, жующих резинку. Считалось, что в фильме показана жизнь богемы. Главный герой написал портрет, который оказался шедевром. Кроме того, в дыму трубки ему являлись видения. Он был беден, честен, благороден и носил кудрявую шевелюру, а его шедевр удивительно смахивал на увеличенную фотографию.

Кэрол собралась было уходить.

На экране в роли композитора появился актер по имени Эрик Вейлор.

Она вздрогнула, она не поверила своим глазам, сердце у нее защемило: прямо на нее смотрел Эрик Вальборг, в берете и бархатной куртке.

У него была бледная роль, которую он провел не хорошо и не плохо. Она подумала: «Ведь я могла так много из него сделать!..» — и не докончила мысли.

Придя домой, она перечла письма Кенникота. Они были несколько сухи, без подробностей, но из них выступала личность, несравнимая с этим томным молодым человеком в бархатной куртке, который играл на немом рояле в комнате с холщовыми стенами.

IV

Первый раз Кенникот навестил ее в ноябре, через тринадцать месяцев после ее приезда в Вашингтон. Когда он сообщил, что собирается приехать, она вовсе не была уверена, что хочет его видеть. И только обрадовалась, что он не спрашивал ее мнения.

Она взяла на два дня отпуск.

Она смотрела, как Кенникот шел по перрону — солидный, уверенный в себе, с тяжелым чемоданом в руке, — и почувствовала какую-то робость. Он был такой огромный! Они нерешительно поцеловались и одновременно воскликнули:

— Ты отлично выглядишь! Как маленький?

— Ты выглядишь прекрасно, дорогой! Как идут дела?

Потом он пробурчал:

— Я не хочу мешать каким-нибудь твоим планам, навязывая себя твоим знакомым и все такое, но если у тебя есть время, я хотел бы покататься по Вашингтону, побывать в ресторанах и театрах и не думать пока о своей работе.

Сидя с ним в такси, Кэрол заметила, что на нем мягкий серый костюм, мягкая легкая шляпа и кокетливо завязанный галстук.

— Нравятся мои обновки? Купил все это в Чикаго.

Мне казалось, что это в твоем вкусе.

Они провели полчаса в ее квартире с Хью. Кэрол разволновалась, но Кенникот не выказал желания поцеловать ее вторично.

Когда он расхаживал по ее маленьким комнатам, она заметила, что его новые желтые ботинки начищены до медного блеска. На подбородке у него виднелся свежий порез. Очевидно, он брился в поезде, перед самым Вашингтоном.

Они пошли в Капитолий, и ей было приятно, что она занимает какое-то положение, знает здесь многих людей; приятно было объяснить Кенникоту (он спросил, а она немедленно ответила наугад), какова высота купола; приятно было показать ему сенатора Лафоллета и вице-президента, а потом с видом завсегдатая повести гостя по подземному ходу в ресторан сената.

Она заметила, что Кенникот еще немного полысел. Его пробор на левую сторону, такой знакомый, почему — то взволновал ее. Она взглянула на его руки, и то, что ногти у него были так же неаккуратно подстрижены, как всегда, тронуло ее еще больше, чем начищенные ради нее башмаки.

— Хочешь, проедемся в машине на Маунт-Вернон? — спросила она.

Он как раз думал об этом и обрадовался, что это оказалось вполне столичным и тонным развлечением.

В машине он робко держал ее руку в своей и рассказывал новости: в Гофер-Прери рыли фундамент для новой школы; на Вайду тошно смотреть — ни на шаг не отходит от своего майора; бедный Чет Дэшуэй погиб в автомобильной катастрофе на побережье.

Кенникот не взывал к ее прежним чувствам.

Когда они приехали в Маунт-Вернон, он любовался библиотекой и реликвиями Вашингтона.

Кэрол знала, что он захочет устриц, и повезла его в хороший ресторан. За обедом в его веселом праздничном тоне явственно проступила некоторая натянутость, нервозность: он очень хотел бы выяснить для себя кое-что, например, все ли еще они муж и жена. Но он не задавал вопросов и ни словом не обмолвился о ее возвращении. Он только откашлялся и сказал:

— Взгляни-ка, я пробовал свой старый аппарат. Вот эти снимки как будто неплохи.

Он подвинул к ней тридцать снимков Гофер-Прери и его окрестностей. Кэрол была беззащитна. Она вспомнила, как в дни ухаживания он тоже соблазнял ее фотографиями. Она мельком подумала о его постоянстве, о его приверженности старым, когда-то оправдавшимся методам; но она забыла об этом, разглядывая знакомые места. Она видела обрызганные солнечным светом папоротники меж берез на берегу Минимеши, волнующиеся под ветром необозримые пшеничные поля, крыльцо их дома, где прежде играл Хью, Главную улицу, где она знала каждое окно и каждое лицо.