Том 1. Авиация превращений - [24]

Шрифт

Интервал

То-то будет горячо,

коли в ухо мореча!

Мыс Афилей:

Не вдавайтесь,

а вдавейтесь,

не пугайтесь,

а пугейтесь.

Всё настигнет естега:

есть и гуки, и снега.

Тётя:

Ну ползи за воротник.

Ты родник и ты крутник.

Мыс Афилей:

А ты, тётя, не хиле,

ты микука на хиле.

Тётя:

Врозь и прямо и вседней,

мокла радости видней.

Хоть и в Библи был потоп,

но не тупле, а котоп.

Мыс Афилей:

Хваду глёвла говори.

Кто, — сказали, — главари?

Медень в оципе гадай

или <нрзб.>

Тётя:

Я — старуха без очков,

не видать мне пятачков, —

вижу в морде бурачок, —

Ну так значит — пятачок!

Мыс Афилей:

Ты, старуха, не виляй,

коку-маку не верти,

покажу тебе — гуляй! —

будешь киснуть взаперти.

Где контыль? и где монтыль?

Где двудлинная мерла?

Тётя (трясясь):

Ой-де, люди, не бундыль,

я со страху померла.

Мыс Афилей (доставая карандаш):

Прочь, прочь, прочь!

Отойди,

тётя, радости река,

наземь вилы поклади!

Пожалейте моряка.

Тётя:

Ты не ври и не скуври,

вижу в жиле шушность я,

ты мой дух не оскверни,

потому что скушность я.

Мыс Афилей:

Потому что скушность я.

Тётя:

Е, еда мне ни к чему:

ешь, и ешь, и ешь, и ешь.

Ты подумай, почему

всё земное — плешь и грешь?

Мыс Афилей (подхватывая):

Это верно, плешь и грешь!

Когда спишь, тогда не ешь,

когда ешь, тогда не спишь,

когда ходишь, то гремишь,

а гремишь, — так и бежишь.

Но варенье — не еда,

сунешь ложку в рот, глядишь —

надо сахару.

Беда!

Тётя:

Ты, гордыни печенег,

полон ласки, полон нег,

приласкай меня за грудь,

только сядем где-нибудь.

Мыс Афилей:

Дай мне руку и цветок,

дай мне зубки и свисток,

дай мне ножку и графин,

дай мне брошку и парафин.

Тётя:

Ляг и спи, и види сон,

будто в поле ходит слон,

нет! не слон, а доктор Булль,

он несёт на палке нуль,

только это уж не по-,

уж не поле и не ле-,

уж не лес и не балко-,

не балкон и не чепе-,

не чепец и не свинья, —

только ты да только я.

Мыс Афилей:

Ах, как я рад и как счастлив,

тётя, радости река,

тётя, слива между слив,

пожалейте моряка.

Тётя:

Ну, влепи мне поцелуйчик

прямо в соску и в ноздрю,

мой бубенчик, херувимчик,

на коленки посади,

сбоку шарь меня глазами,

а руками позади.

Мыс Афилей:

Это, тётя — хм! — чудная

осенила тебя мысль.

Что ты смотришь, как Даная,

мне в глаза, ища блаженство,

что твердишь ты мне: «одна я

для тебя пришла с вершины

Сан-Бернара… — тьпфу! — Алтая,

принесла тебя аршином…»

Тётя:

Ну аршины, так аршины,

ну с вершины, так с вершины.

Дело в том, что я нагая.

Любит кто тебя другая?

Мыс Афилей:

Да, другая, и получше,

и получше, и почище,

посвежей и помоложе!

Тётя:

Боже! Боже! Боже! Боже!

Мыс Афилей (переменив носки):

Ты сама пойми, — я молод,

молод, свеж, тебе не пара,

я ударю, будто молот,

я дышу — и много пара.

Тётя:

Я одна дышу, как рота,

но в груди моей мокрота,

я ударю, как машина,

куб навылет в пол-аршина.

Мыс Афилей:

Верно, вижу, ты упряма,

тётя, радости река,

тётя, мира панорама,

пожалейте моряка.

Тётя:

Погляди — ведь я, рыдая,

на коленях пред тобой,

я как прежде, молодая,

с лирой в пальцах и с трубой.

Мыс Афилей (прыгая от радости):

То-то радости поток!

Я премудрости моток!

11 ноября 1930

«Фадеев, Калдеев и Пепермалдеев…»

Фадеев, Калдеев и Пепермалдеев[3]

однажды гуляли в дремучем лесу.

Фадеев в цилиндре, Калдеев в перчатках,

а Пепермалдеев с ключом на носу.

Над ними по воздуху сокол катался

в скрипучей тележке с высокой дугой.

Фадеев смеялся, Калдеев чесался,

а Пепермалдеев лягался ногой.

Но вдруг неожиданно воздух надулся

и вылетел в небо горяч и горюч.

Фадеев подпрыгнул, Калдеев согнулся,

а Пепермалдеев схватился за ключ.

Но стоит ли трусить, подумайте сами, —

давай мудрецы танцевать на траве.

Фадеев с картонкой, Калдеев с часами,

а Пепермалдеев с кнутом в рукаве.

И долго, веселые игры затеяв,

пока не проснутся в лесу петухи,

Фадеев, Калдеев и Пепермалдеев

смеялись: ха-ха, хо-хо-хо, хи-хи-хи!

18 ноября 1930

«четыре дня над Римом летал пророк»

Аларих:

четыре дня над римом летал пророк

и двести тысяч кельтов через альпы

вёл под уздечку Радагес

я видел гибель Стилихона

он в бездну, друг, скакал на стуле

за ним Евхерий в бездну падал

неся в руках железный крест

я под сосной лежал во мху

в лесу шакал кричал ху ху

мне снился рим в кругу зелёных опахал

сам император на коне в бобровой шляпе хохотал

и я во сне подумал «проще

его убить, какой нахал»

и я проснулся в тёмной роще

и как безумный хохотал…

«всякую мысль оставь…»

Всякую мысль оставь

всякое дело забудь

мир от тебя отвернётся

мы же на помощь придём.

<Ноябрь 1930>

«Ревекка, Валентина и Тамара…»

«Ревекка, Валентина и Тамара