Том 1. Авиация превращений - [23]

не пронзил меня куда б,

встань, послушный, встань, любезный,

двери камнем заложи,

чтобы черт водой железной

не поймал мои ножи.

Для тебя, покинув горы,

я пришла в одном платке,

но часы круглы и скры,

быстры дни на потолке.

Мы умрем. Потухнут перья,

вспыхнут звезды там и тут,

и серьезные деревья

над могилой возрастут.

II

Фауст:

Что слышу я?

Как будто бы фитиль трещит,

как будто мышь скребкт,

как будто таракан глотает гвоздь,

как будто мой сосед,

жилец, судьбою одинокий,

рукой полночной шарит спичку

и ногтем, сволочь, задевает

стаканы, полные воды,

потом вздыхает и зевает,

и гладит кончик бороды.

Иль это, облаками окруженная,

сова, сном сладким пораженная,

трясти крылами начала?

Иль это в комнате пчела,

иль это конь за дверью ржет:

коня в затылок овод жжет?

Иль это я, в кафтане чистом,

дышу от старости со свистом?

Маргарита:

Над высокими домами,

между звезд и между трав,

ходят ангелы над нами,

морды сонные задрав.

Выше, стройны и велики,

воскресая из воды,

лишь архангелы, владыки,

садят божии сады.

Там у божьего причала

(их понять не в силах мы)

бродят светлые Начала,

бестелесны и немы.

Апостолы:

Выше спут Господин Власти.

Выше спут Господин Силы.

Выше спут одни Господства,

мы лицо сокроем, князь

<нрзб.>

Радуйтесь, православные

языка люди.

Хепи дадим дуб Власти,

хепи камень подарим Силе,

хепи Господству поднесем время

и ласковое дерево родным тю.

III

Бог:

Куф, куф, куф.

Престол гелинеф,

Херуф небо и земля.

Сераф славы твоея.

Фауст:

Я стою

вдали, вблизи.

Лоб в огне,

живот в грязи.

Летом — жир,

зимою — хлод,

в полдень чирки.

Кур. Кир. Кар.

Льется время,

спит Арон,

стонут братья

с трех сторон.

Летом — жир,

Зимою — хлод,

в полдень чирки.

Кур. Кир. Кар.

Вон любовь

бежит груба.

Ходит бровь,

дрожит губа.

Летом — жир,

Зимою — хлод,

в полдень чирки.

Кур. Кир. Кар.

Я пропал

среди наук.

Я комар,

а ты паук.

Летом — жир,

Зимою — хлод,

в полдень чирки.

Кур. Кир. Кар.

Дайте ж нам

голов кору,

ноги суньте нам в нору.

Летом — жир,

Зимою — хлод,

в полдень чирки.

Кур. Кир. Кар.

Маргаритов

слышим бег

стройных гор

и гибких рек.

IV

Апостолы:

Мы подъемлем бронь веков.

Ландыш битвы. Рать быков.

Писатели:

Небо темное стоит.

Птицы ласточкой летят.

Колокольчики звенят.

Фауст:

Вспомним, старцы, Маргариту,

Пруд волос моих, ручей.

Ах, увижу ль Маргариту

Кто поймет меня?

Апостолы:

Свечей

много в этом предложенье.

Сабель много, но зато

нет ни страха, ни движенья.

Дай тарелку.

Фауст:

Готово. Олег трубит. Собаки

Хвосты по ветру несут.

Львы шевелятся во мраке.

Где кувшин — вина сосуд?

Писатели:

В этом маленьком сосуде

есть и проза, и стихи,

но никто нас не осудит:

мы и скромны, и тихи.

Фауст:

Я прочитал стихи. Прелестно.

Писатели:

Благодарим.

Нам очень лестно.

Фауст:

Стихи прекрасны и певучи.

Писатели:

Ах, бросьте.

Это слов бессмысленные кучи.

Фауст:

Ну правда,

есть в них и вода,

но смыслов бродят сонные стада.

Любовь торжественно воспета.

Вот, например, стихи:

«В любви, друзья, куда ни глянь,

всюду дрын и всюду дрянь».

Слова сложились, как дрова.

В них смыслы ходят, как огонь.

Посмотрим дальше. Вот строфа:

«К дому дом прибежал,

громко говоря:

Чей-то труп в крови лежал

возле фонаря,

а в груди его кинжал

вспыхнул, как слюда.

Я подумал: это труп, —

и, бросая дым из труб,

я пришел сюда».

Это смыслов конь.

Писатели:

Мы писали, сочиняли,

рифмовали, кормовали,

пермадули, гармадели,

фонари, погигири,

магафори и трясли.

Фауст:

Руа рео

кио лау

кони фиу

пеу боу.

Мыс. Мыс. Мыс. —

Вам это лучше известно.

24 августа 1930

«лоб изменялся…»

Лоб изменялся

рог извивался

лоб кверху рос и лес был нос

и рог стал гнуться

рог стал гнуться

стал гнуться

а лоб стал шире и кофа был гриб

а рог склонялся

из прямого стал кривым

чем выше и шире лоб

тем кривее рог

и что бы это значило

что рог стал кружочком

а лоб стал мешочком

Ау! Ау! лоб очень высокий

и рог сосал его жевительные соки.

22 октября 1930

«Где ж? Где ж? Где ж? Где ж?..»

Где ж? Где ж? Где ж? Где ж?

Полубог и полуплешь

Ой люди не могу!

Полубог и полуплешь!

Ты-с Ты-с Ты-с Ты-с

хоть и жид, а всё же лыс

Ой люди не могу

хоть и жид, а всё же лыс

Их! Их! Их! Их!

тоже выдумал жених!

Ой люди не могу

тоже выдумал жених!

Ты б Ты б Ты б Ты б

лучше б ездил на балы б

Ой люди не могу

лучше б ездил на балы б

Там-с Там-с Там-с Там-с

Забавлял бы плешью дам-с

Ой люди не могу

Забавлял бы плешью дам-с.

Мы ж Мы ж Мы ж Мы ж

все же знаем что ты рыж

Ой люди не могу

все же знаем что ты рыж

Мне ж Мне ж Мне ж Мне ж

Надоела полуплешь

Ой люди не могу

Надоела полуплешь.

9 ноября 1930

Радость

Мыс Афилей:

Не скажу, что

и в чём отличие пустого разговора

от разговора о вещах текучих

и, даже лучше, о вещах такого рода,

в которых можно усмотреть

причину жизни, времени и сна.

Сон — это птица с рукавами.

А время — суп, высокий, длинный и широкий.

А жизнь — это времени нога.

Но не скажу, что можно говорить об этом,

и в чём отличие пустого разговора

от разговора о причине

сна, времени и жизни.

Да, время — это суп кручины,

а жизнь — дерево лучины,

а сон — пустыня и ничто.

Молчите.

В разговоре хоть о чём-нибудь

всегда присутствует желанье

сказать хотя бы что-нибудь.

И вот, в корыто спрятав ноги,

воды мутные болтай.

Мы, весёлые, как боги,

едем к тёте на Алтай.

Тётя:

Здравствуй, здравствуй,

путьша пегий,

уж не ты ли, путник, тут

хочешь буквам абевеги

из чернил приделать кнут?

Я — старуха, ты — плечо,

я — прореха, ты — свеча.