Толя, Коля, Оля и Володя здесь были - [11]
К морю дядя Коля относится как к одному из обязательных дневных дел: раз уж приехали за тридевять земель, надо купаться, ничего не попишешь. Раза три-четыре за день он спускается на пляж, с озабоченным видом сбрасывает одежду и быстро отплывает метров на пятьдесят. Потом так же быстро возвращается и бегом выскакивает на берег. Дядю Колю бьет крупная дрожь.
— Б-б-большая теплоотдача, — извиняется он. — Очень скоро замерзаю. Даже в теплой воде.
— Напрасно ты не хочешь нырнуть, — ласково уговаривает его Паганель. — Ты лишаешь себя двух третей удовольствия. Там, под водой, совершенно потрясающий мир.
— Б-б-боюсь, — говорит дядя Коля, прыгая на одной ноге. — Ну его к лешему. В-вода в уши нальется.
Паганель, больше всех грезивший морем, не купается вовсе. Он сидит на берегу, скрестив по-восточному ноги, и радуется, глядя, как ныряют другие.
— Правда ведь, замечательно? — заглядывает он нам в глаза. — Ну, сознайтесь, что это прекрасно. Помните, я говорил: здесь лучше, чем на Черном море!
У Паганеля такой довольный вид, словно он лично подарил нам и этот живописный мыс, и маленький пляж, усеянный ракушками, и поднимающийся напротив двугорбый остров с белым маяком.
Один лишь раз за все время Паганель сам окунулся. Он торжественно надел ласты, выполнил полное йоговское дыхание, по всем правилам — пятками вперед — забрел в воду, отплыл метров на десять, нырнул, красиво взбрыкнув ногами, достал со дна маленького уродливого гребешка, сказал: «Потрясающе!» — и тут же вернулся назад.
Дядю Колю, кроме большой теплоотдачи, терзает еще бессонница. Обнаружилось, что он не может спать в палатке. Дядя Коля считает, что это из-за комаров. Не потому, что они кусают его. Мы все спим в спальных мешках, выставив наружу только носы: мешок комар прокусить не в силах, а с носа его всегда можно сдуть. Дядю Колю угнетает комариный писк. Лучше бы уж волки выли, говорит он, — это, наверное, легче. А комариный писк действует ему на нервы. Особенно, когда комар вьется где-то в ногах, тычется бесполезно, не находит лазейки, начинает раздражаться и взвизгивать. Это раздражение передается дяде Коле, ему в такие моменты хочется сказать: «Ну что ты там зудишь?! Лети сюда — вот открытое место. Кусай — только замолчи!»
Так он лежит по целым ночам и злится.
Правда, какую-то пользу можно извлечь даже из бессонницы, говорит дядя Коля. Например, он любуется восходом солнца, который мы регулярно просыпаем. Еще дядя Коля знает, что по утрам из поселка прибегает собака — вылизывать наши миски, сложенные под кустиком.
Но польза пользой, а бессонница здорово подкосила дядю Колю. Он еще более заострился, потерял аппетит, под глазами у него появились синие круги.
Поэтому на третью ночь они с Паганелем решили дать комарам генеральное сражение. Сначала они пытались выкурить их, для чего развели внутри палатки, на листе фанеры, костер из сырой травы и, размахивая полотенцами, стали гнать комаров вон.
— Ну как, летят? — спрашивали они нас. — Вылетают — нет?
Вылетают ли комары, плохо было видно, но сами дядя Коля с Паганелем скоро выскочили из палатки. Минут пять, наверное, они сидели на земле и страшно кашляли, мотая головами.
Трава в палатке, между тем, подсохла и вспыхнула огнем. Нерастерявшийся папа залил пожар компотом, выбросил тлеющую фанеру наружу и принялся топтать ее ногами.
— Может, вы просто подожжете палатку? — спросил он. — Тогда уж заведомо все комары погибнут.
Дядя Коля с Паганелем ничего де ответили. Они покашляли еще немножко и приступили ко второй половине операции. Теперь началась борьба с отдельными уцелевшими комарами. Дядя Коля с Паганелем, включив фонарики, брали летящего комара в перекрест, снижали на стенку палатки и били кедом.
Туго натянутая палатка на каждый удар отвечала пушечным выстрелом.
Зенитчики вошли в азарт.
Палатка гудела.
В Посьете лаяли растревоженные собаки.
В конце концов, с моря подошел сторожевой катер, осветил нас мощным прожектором, и оттуда сердито крикнули:
— Эй, на берегу!.. Вы что там, с ума посходили?!
Сражение пришлось остановить.
Но дядя Коля не сдался. На следующий день он сходил в поселок, вернулся с бутылкой коньяка и, потрясая ею, грозно сказал:
— Ну, я т-тебе покажу!
…В эту ночь дядя Коля спал, как убитый.
Папа аккуратно ведет дневник. Каждый день он ухитряется выкроить минутку, достает маленький пузатый блокнотик и мелким почерком заносит в него разнообразные данные: температуру воды, облачность, количество пойманных гребешков, мелкие происшествия и свои вытекающие размышления.
Дядя Коля, которому, в силу профессии его, полагается быть нашим летописцем, ходит вокруг папы со страдальческим лицом, заглядывает через плечо и стонет:
— Меня надо расстрелять, — говорит дядя Коля. — Поставить к стенке и безжалостно кокнуть, как злостного растратчика.
Сам он вел записи только первые два дня, а потом охладел к этому делу. Красивая планшетка его, где в специальных гнездах хранятся отточенные карандаши и авторучки, беспризорно валяется на земле, об нее вечно все спотыкаются и отшвыривают ногой в сторону. Яростнее всех отшвыривает планшетку дядя Коля.
