Толкование на подвижнические слова Аввы Исаии - [11]

Мнение, которое мы имеем о ком-либо, даже просто помысел о нем, становится отправной точкой, причиной нашего разобщения с этим человеком. Тогда мое общение становится разобщением, в то время как монашество — это общение. Лишь только я противопоставлю себя какому-то человеку, рассуждая или размышляя о нем, тут же воздвигаю неприступную стену между ним и мною. С этого дня я разлучаюсь с братом, а затем и с братством.

Обыкновенно в своих суждениях мы всех считаем никуда не годными: этот плохо работает, этот не молится, тот не имеет веры, у другого нет любви, нет упования, нет Бога, нет нравственности, у того с головой не в порядке, он не любит Бога. Позволь помыслам действовать в своем уме хотя бы самое малое время — и твой ум может стать местом множества крушений, потому что невозможно, пустившись в рассуждения, не счесть других ни к чему не годными. И даже если ты не знаешь всех худых сторон человека, их отыщет сатана.

Но, как я вам сказал, даже доброе нас разлучает. О том добром, что есть у ближнего, мы можем только говорить, но не размышлять. То есть мы можем В каком-то обществе или при каких-то обстоятельствах похвалить человека, но не должны иметь о нем помыслов. Если мне кто-то попадет на язык, то попадет только для того, чтобы я его похвалил. Я отыщу его

дарования, добродетели и подвиги: те, которые у него есть и те, которые будут, телесные, душевные, духовные и скажу о них — вот то немногое, о чем разрешается беседовать человеку, но не размышлять.

Помысел — это блуждание и уклонение сердца. Если я размышляю, то пусть это будет размышление о Боге, Который постигается владычественной силой ума, и тут, как некий жезл, может помочь помысел. Но наши помыслы всегда сосредоточены на вещах или людях века сего. И потому никогда не заводи дружбы с помыслом и не питай любви к нему: он тебя искалечит, сделает тебя прелюбодеем.

Умоляя Бога с болью сердца, слезами и злостраданием, чтобы Он простил вас и впредь сохранил вас от впадения в те же грехи.

Ты можешь делать только одно: умолять Бога с болью сердца. Могу ли я заставить свое сердце ощутить боль? Если воспротивлюсь ближнему, то оно заболит. Но не эту боль имеет в виду авва Исаия. С болью сердца означает другое: то, что я делаю, должно быть неким отвержением самого себя, отречением от своего бытия, должно мне чего-то стоить; а поскольку отречение связано с сердцем, он и говорит: с болью сердца. Итак, буду умолять Бога с отрешением от себя. Как я отрицаю за Богом все: всякое свойство, всякую характеристику, чтобы достигнуть действительного постижения Бога и Божественной истины, так и себя самого я должен лишить всего, чтобы суметь достигнуть своего истинного существа, внутреннего человека, с которым может соединиться Бог.

Следовательно, с болью сердца означает освобождение от всего, что меня наполняет, крайнее истощание моего сердца, что делает мою молитву богоугодной.

Именно сердце свидетельствует мне, люблю я самого себя или о себе забываю, самоутверждаюсь или готов признать, что я ничто.

Далее авва упоминает о внешних подвигах, имеющих, однако, огромное значение, — о слезах и затем о злострадании, то есть телесном и душевном утеснении человека, потому что тот, кто живет в полном комфорте, не может жить христианской жизнью.

Итак, отрешением от своего существа и слезами, которые служат признаком покаяния, изменения и умиления пред Богом, а также злостраданием умоли Бога простить тебя и сохранить от впадения в те же прегрешения.

Каждый день имейте перед очами смерть и размышляйте о том, как вы выйдете из тела и как минуете власти тьмы, встречающие нас в воздухе, и как предстанете пред Богом; беспреткновенно простирая взор к страшному дню последнего суда и воздаяния каждому из нас за дела, слова и помышления.

Как мы сказали, авва Исаия своими беседами воспитывает своих учеников. И уже с самых первых строк он говорит о смерти, причем не как о чем-то страшном, скорбном, от чего нужно бежать, но как о том, что желанно, любимо и вожделенно и что всякий хочет встретить. Монашеская жизнь — это, собственно, смерть.

Кроме того, в монастырь человек приходит движимый сильнейшим желанием познать, возлюбить и увидеть Бога. Призвания к монашеству не бывает без такого устремления. Если же я иду под влиянием какой-то идеологии, то терплю неудачу. Скорее

всего, в таком случае я создам какого-то своего бога, буду думать, что служу истинному Богу, в то время как ^я буду служить идолу, которого сам воздвиг. Если я пришел в монастырь со своими идеалами, то быстро обнаружу, что каждый день исполнен опасности и приносит мне утомление, так что мне требуется много душевных сил.

Другая причина, по которой я могу прийти в монастырь, это желание покаяться, если я согрешил. В таком случае моим идеалом становится не совершенный человек или человек добродетельный, но путь покаяния. Я иду в монастырь не потому, что верю в то, что стану праведным и безгрешным, но потому, что монастырь — это путь покаяния. В этом случае человек может преодолеть и величайшие страсти, сильнейшие инстинкты, величайшие грехи и за относительно небольшой промежуток времени у него не останется даже воспоминания о своей прежней жизни.