Только вперед - [70]

Ноги Кочетова делали странные движения, похожие то на брасс, то на кроль, а то и вовсе ни на что не похожие. Он дышал часто, прерывисто и двигался вперед толчками, очень медленно. И все-таки этот самый короткий и самый трудный в его жизни проплыв был достоин чемпиона страны и рекордсмена мира.

Леонид даже не имел возможности повернуть голову и посмотреть, близок ли родной берег. Он плыл, пока спина его не шаркнула по песку…

Несколько секунд он неподвижно лежал на прибрежной отмели, расслабив все мускулы, погрузившись в какое-то странное, почти сонное, блаженное состояние. Левой рукой он по-прежнему стискивал подбородок Галузина. Ему казалось: он еще плывет. Отпусти он подбородок — Иван Сергеевич пойдет ко дну.

Потом, очнувшись, подумал:

«Что это я?» — и разжал свои скрюченные, сведенные судорогой, пальцы.

Взвалив обмякшее тело Ивана Сергеевича на плечо, Леонид, с невероятным трудом переставляя ноги, стал карабкаться на обрывистый берег. Силы уже покидали его. Он слабел с каждой минутой.

Но упрямо лез наверх. Добравшись до травы, Леонид положил Галузина. Сам тоже лег.

«Только на минутку, на одну минутку», — подумал он и потерял сознание.

…Вскоре на них наткнулся связист. Пришли санитары. Ивана Сергеевича положили на носилки и понесли в батальонный санпункт. Кочетов, когда его клали на носилки, очнулся.

— Позовите командира! — хрипло потребовал он. Явился командир.

— Товарищ майор, — сказал Кочетов, пытаясь подняться с носилок.

— Лежите, лежите, — перебил тот.

— Товарищ майор… — повторил Леонид. Он говорил медленно, внятно, стараясь не сбиться. Мысли путались. Доложил о результатах разведки, передал документы, обобранные у немцев. И откинулся на носилки.

— Несите! — приказал майор.

…Через три часа с полевого аэродрома плавно взлетел санитарный самолет. В нем на носилках, неподвижно укрепленных в специальных гнездах, лежали Кочетов и Галузин.

Машина с красными крестами на крыльях и фюзеляже взяла курс на Ленинград.

Глава двенадцатая. Воля, мужество, упорство

Когда Кочетов проснулся, ему показалось, что он находится в плавательном бассейне. Сверкали облицованные белыми кафельными плитками стены. Блестел белый потолок.

И только увидев стоявшие почти вплотную друг к другу никелированные больничные кровати, Леонид вспомнил, что он в госпитале.

Его доставили сюда лишь вчера, но он уже успел познакомиться с соседями. В госпиталях, как и в поездах, люди сходятся быстро.

Соседом Кочетова справа был летчик, с нежной фамилией Голубчик. Эта «голубиная» фамилия совершенна не подходила могучему летчику-лейтенанту. Самолет его подбили. Но он, спасая машину, не пожелал выброситься с парашютом. Совершив рискованную посадку на большой поляне в лесу, Голубчик сломал бедро. Несмотря на боль, терзавшую его, летчик держался всегда одинаково спокойно и даже весело. Пребывание в госпитале лейтенант называл «вынужденной посадкой».

— Скоро полечу! — уверенно заявлял Голубчик. Он подолгу глядел с койки в госпитальное окно, где виднелся небольшой клочок хмурого неба. Каждое утро он внимательно прочитывал все газеты, доставляемые в палату, а потом, чтобы занять время, решал замысловатые шахматные задачи.

Соседом Кочетова слева был хмурый, молчаливый, пожилой партизан Степанчук. Он все время лежал на боку, повернувшись лицом к стене.

Раненые шепотом передавали друг другу его историю. Фашисты захватили деревню, где он жил. Узнав, что он партизан, гитлеровцы сожгли его жену и троих детей.

Сам Степанчук с двумя товарищами-партизанами лежал в это время в лесочке, возле деревни, и видел, как фашисты поливали керосином неподвижные тела его жены и старшей дочери, а младших детей бросали в горящую избу.

Руки Степанчука сами, против воли, навели оружие на толпу врагов. Товарищи вырвали у него винтовку; выстрелив, он только бессмысленно погубил бы себя и их.

Казалось, он окаменел в своем горе: не пролил ни слезинки и не сказал ни слова. Степанчук едва дождался ночи и вместе с двумя партизанами закидал гранатами избу, в которой спали гитлеровцы. Потом он каждую ночь уходил на диверсии: взрывал мосты и склады, подстерегал в лесу немецкие машины, меткими выстрелами убивал вражеских офицеров.

Однажды он заминировал дорогу, по которой ехали гитлеровские мотоциклисты. Восемь машин взлетело на воздух, но и сам Степанчук был тяжело ранен. На самолете его доставили через линию фронта в госпиталь.

Ничто теперь не интересовало партизана: он хотел только одного — быстрее встать на ноги и снова уйти в леса, бить гитлеровцев.

Леонид проснулся позже всех в палате. Очевидно, дали себя знать две бессонные ночи, проведенные в разведке.

— Как изволили почивать в новом доме? — первым весело приветствовал его лейтенант Голубчик.

— Отлично! — ответил Леонид и хотел привычно всем телом до хруста в костях потянуться после сна.

Но сразу побледнел и закусил губу: в плече и в правой руке возникла острая боль. Она разлилась по всему телу, на лбу и переносице выступили крупные бисеринки пота. Эта острая боль как бы напоминала: «Не забывай — ты ранен!»

И сразу тяжелые, мучительные мысли нахлынули на Леонида. Они возникли у него еще вчера.