Только вперед - [62]

Бился, я бился — ничего не вышло. Как же, думаю, теперь быть? Обидно прямо до слез.

Грач покрутил головой, вспоминая те времена.

— А все-таки придумал. Правда, инженер мне помог. Сделали с ним специальный фасонный резец для этого «зонта». И что вы думаете? В восемь раз быстрее стал я обрабатывать деталь! И товарищи потом сделали такие же резцы. Сразу прорыв и кончился. Тогда-то я и понял, — продолжал Грач: — если работать упорно, не сдаваться — никакие «тупики» не страшны.

* * *

Николай Александрович слушал Кочетова молча, не перебивая и не задавая вопросов. По спокойному, внимательному лицу Гаева невозможно было понять, как он относится к рассказу Леонида.

— Полсекунды за полгода, — хмуро говорил Кочетов. — А главное — дальше нет пути. Бьюсь, как рыба об лед, и все без толку.

Леонид прервал свой рассказ и посмотрел на Гаева. Может быть, тот хочет что-нибудь сказать? Но Николай Александрович по-прежнему молчал.

Поздним вечером в парткоме было непривычно тихо. Даже телефон не звонил. Только мерно постукивали большие стенные часы.

— Тренеры говорят: «Все правильно. Стиль безупречен. Нажмите еще немного». — Леонид усмехнулся. — Нажмите! А если я не могу больше нажать?

— Ну, а ты сам что думаешь? — наконец заговорил Гаев.

— А я ничего не думаю! Раз техника отработана, — о чем же теперь думать? — зло ответил Кочетов. — Теперь голову хоть на склад сдай. Плыть будет легче, лишний груз!

Гаев внимательно, следил за Леонидом.

— А по-моему, ты все-таки что-то задумал, — улыбаясь, сказал Николай Александрович. — Знаю я тебя. Просто прийти и поплакать — гордость твоя не позволит.

Леонид хмуро улыбнулся.

— Задумал, — сознался он. — Задумал, но самому страшно. Даже «казаку» не сказал. Боюсь.

— Говори, — негромко приказал Гаев.

И Леонид рассказал.

Давно уже появилась у него одна думка: решил он немного изменить технику. Руки нести над водой еще шире, гребок делать чуть короче, но притом энергичнее. Изменения как будто и небольшие, но эти «мелочи» неизбежно повлекут за собой и другие поправки. Словом, надо ломать старую привычную технику и создавать новую. Но сломать-то легко, а что даст новинка, — кто его знает. Заранее предвидеть невозможно.

— Н-да… — проговорил Гаев.

Как и всякий опытный спортсмен, он сразу почувствовал, какая опасность кроется в этих невинных «мелких» изменениях.

Если спортсмен достиг очень высоких, рекордных показателей в беге, прыжках, метании или любом другом виде спорта, чрезвычайно рискованно менять хоть какую-нибудь мелочь в его технике. Ведь он так сжился с нею, что все мельчайшие, тщательно продуманные движения делает уже механически. Они вошли в его плоть и кровь; кажется, будто он и родился с ними, настолько не отделимы они от него.

У отличного спринтера, бегущего стометровку, в памяти удерживается только выстрел стартера и тот момент, когда концы сорванной финишной ленточки уже трепещут за спиной. Весь бег он ведет совершенно механически, хотя до соревнования много лет отрабатывал каждое движение рук и ног. Попробуй бегун чуть-чуть изменить постановку ступни или немного увеличить мах руками — и драгоценные доли секунды, за которые он боролся много лет, исчезнут. А между тем он уже привыкнет к новому положению ступни, и, если даже захочет вернуться к старому, — это отнюдь не всегда удастся. Снова годами придется возвращать четкость и автоматизм прежней техники.

Все чемпионы хорошо знают это. И потому, достигнув блестящих результатов, они все точнее и тщательнее шлифуют каждое движение и крайне редко отваживаются менять свою технику.

Гаев сосредоточенно размышлял.

Рискованный шаг задумал Кочетов — это ясно. Чего доброго, — одним махом потеряет все свои мировые рекорды. Но, с другой стороны, — как добиться новых успехов? Не топтаться же на месте!

— Це треба разжувати, — наконец сказал Гаев. — Иди-ка домой, а я подумаю.

На другой день Леонид, придя в бассейн, испугался, увидев лицо Галузина. «Казак» за один день словно постарел. Великолепные усы его не топорщились гордо, как всегда, а висели обмякшие, будто их кто-то жевал. Громкий и уверенный тренерский бас тоже пропал. Говорил Иван Сергеевич медленно и тихо.

— Что с вами? — встревожился Кочетов.

— Старость, Леня! Всего одну ночь не поспал — и сразу заметно.

— Чего же вам не спится?

Галузин помолчал, словно раздумывая, — говорить или нет?

— Был у меня вчера Гаев, — кратко сообщил он.

Оба сразу замолчали. Леонид с волнением ждал, что скажет тренер. Как отнесся к его дерзкой затее?

— Старость, наверно, пришла, Леня, — негромко повторил Иван Сергеевич. — Боюсь! Стыдно сказать, буденновец, а боюсь.

— И я боюсь! — честно признался Кочетов. — Может, зря я все это затеял?

— А вот Гаев не боится! — негромко продолжал Галузин. — Дерзайте, говорит. Смелые всегда побеждают. Но с умом дерзайте. Не сдавайте головы на склад.

— Ну, и как вы решили?

— Придется дерзать! — тяжело вздохнул Иван Сергеевич. — Страшно, но другого выхода нет.

И они начали дерзать. Едва лишь изменили положение рук при гребке, — неумолимая стрелка секундомера сразу, словно обрадовавшись, прыгнула через несколько делений. 2 минуты 34,3 секунды!