Только в моих объятиях - [94]

— А теперь что ты имеешь в виду? — обиделась она.

— Я имею в виду, что совсем недавно ты готова была лоб расшибить, чтобы вырваться на свободу. А вот теперь готова сделать все, чтобы остаться.

— Это же совсем другое дело! — немедленно парировала она.

— Еще бы, совсем другое дело!

Мэри посмотрела на него с подозрением. Он действительно согласен с нею или только прикидывается? Что-то необычное прозвучало в его голосе, хотя лицо оставалось привычно непроницаемым.

— Ты хоть понимаешь, что вот-вот рехнешься?

— Рехнусь? К добру это будет или к худу?

У нее на языке вертелся ответ, что не к добру. В конце концов, ответить так было проще всего. Но ведь действительность намного сложнее. Разве не легкая сумасшедшинка в его облике привлекла когда-то ее внимание? Его невозмутимость заинтриговала ее. Его юмор ставил ее в тупик. А его логика обезоруживала. С самого начала он постоянно бросал ей вызов.

— Быть сумасшедшим — не всегда плохо, — заявила Мэри.

— Осторожнее, — предупредил Райдер, — этак ты начнешь хвалить мой характер!

Она легонько стукнула его кулаком под ложечку. Он поймал ее руку и нежно прижал к себе. Под большой сильной ладонью напряженные пальчики постепенно выпрямились и расслабились. Когда он убрал руку, Мэри не отдернула свою, а тихонько погладила следы ушибов на его ребрах.

— Больше не болит?

— Нисколечко, — А нога?

— Намного лучше. — Он лукаво приподнял бровь, видя ее недоверие, и спросил:

— Ты смеешь сомневаться?

Конечно, он намекал на то, что несколько минут назад занимался с нею любовью. Мэри ощущала силу, исходившую от его бедер, поверх которых она закинула свою ногу.

— Нет. Не сомневаюсь, — улыбнулась она.

Райдеру понравилось то, как Мэри произнесла эти слова — с придыханием, слегка хрипловатым голоском. Он ласково поцеловал ее в губы, а потом улегся так, чтобы устроить ее поудобнее. Мэри опустила головку ему на плечо, а руку положила на грудь. Хотел бы он знать, как часто ей удавалось заснуть во время его болезни.

— Спасибо тебе, — тихо прошептал он. Не услышав ответа, Райдер поначалу решил, что Мэри заснула. Но тут же увидел, как трепещут ее влажные ресницы, а слезы скапливаются в ложбинках, появившихся на похудевших щеках. — Мэри?..

Она потерла кулачками глаза и слабо улыбнулась:

— Это от облегчения и благодарности.

Он кивнул, понимая ее чувства, и ласково погладил завитки пушистых волос:

— Я даже не представлял, что ты умеешь врачевать раны.

Мэри тут же вспомнила, как часто она молилась об умении, ниспосланном ее сестре Мегги. В такие минуты ей почему-то казалось, что она вообще не умеет лечить.

— Я всегда работала в госпитале, — пояснила она. — Этим обычно занимались все сестры в нашем ордене.

— Расскажи мне о нем.

— О госпитале?

— Можно начать и с него, если хочешь.

— Здесь особо не о чем рассказывать, — пожала она плечами.

— А по-моему, это не так. Как ты выбрала свой орден?

— Я бы не сказала, что выбрала его сама. По крайней мере сознательно. Меня призвало само это место. У мамы была привычка навещать больных каждую среду. И она брала меня, еще совсем малышку, с собой в госпиталь, который опекали сестры из монастыря Призрениях Малых Сих. Обычно я сидела возле нее, пока она читала больным вслух или писала для них письма. Время от времени мне поручали принести воды или поправить подушки.

Мэри поуютнее устроилась у него в руках и продолжила:

— Джей Мак постоянно спорил с мамой из-за этих визитов. Он боялся, что мы подцепим какую-нибудь болезнь, и не жалел денег на благотворительность в надежде, что это удовлетворит маму и она оставит госпиталь. Но она все равно желала лично участвовать в уходе за больными. Маме всегда было нелегко противоречить Джею Маку, но на протяжении долгих лет она выдерживала с ним спор, касающийся госпиталя.

— И всякий раз таскала тебя за собой.

— Еженедельно, — кивнула Мэри.

— Пока ты не приняла постриг. Тогда визиты в госпиталь прекратились.

— Как ты это узнал? — Она удивленно приподняла голову.

— Просто догадался.

«Нет, — подумалось Мэри, — это не совсем так». Райдер обладал необъяснимой способностью слушать ее так, что до него доходило намного больше, чем было сказано. Он словно улавливал эхо, становившееся четче я громче, чем ее голос.

— По-моему, — задумчиво промолвила она, — она перестала считать себя обязанной бывать там так часто, коль скоро я постоянно забочусь о больных. — Она снова улеглась ему на плечо. — Понимаешь, мама хотела стать монахиней. То платье, в котором я пришла к тебе в тюрьму, было сшито не для меня. А для нее. Она никогда не говорила мне, что желала бы избрать этот путь для себя.

— Неужели?

— Ну во всяком случае, почти не говорила. Глядя на нее, нельзя было сказать, что она сожалеет о том, что прожила жизнь с моим отцом.

— Возможно, это оттого, что она действительно не сожалела об этом.

— Да, пожалуй, ты прав, — подумав, согласилась Мэри. — Мама никогда не сожалела о принятых решениях, однако и не желала расставаться с былой мечтой.

— И передала ее тебе.

— Вернее, вложила в меня силком. — Даже ей самой отчетливо слышались гнев и нежелание прощать, заключенные в этих словах.

— Ты не хотела ходить вместе с нею в госпиталь?