Только теннис - [40]

БИЛЛИ-ДЖИН КИНГ

Лучшей теннисисткой 60-х и 70-х годов Билли-Джин Кинг я восхищалась даже тогда, когда она, необъятно толстая, брала в руки ракетку. Мне всегда нравился стиль ее игры. Она не только великий игрок, Билли-Джин - настоящий лидер и организатор, это человек, который сделал женский теннис профессиональным.

В 1987 году перед финалом в "Мэдисон-сквер Гарден", то есть перед матчем Сабатини - Граф, вышли на корт бывшие чемпионы. С одной стороны пара Гулагонг - Буэно, с другой - Казалс - Кинг. Все были в юбочках, кроме Кинг, на нее юбку уже нельзя надеть. Она играла в белых штанах. Я замирала от восторга, когда видела ее коронные удары.

Почему она так растолстела - понятно. Билли-Джин страстно любила мороженое и пиво. Она каждый раз зарекалась, что есть мороженое не будет, пиво пить не будет, потому что начала толстеть, но всегда старалась устроить себе послабление - вот выиграю Уимблдон, выпью столько-то банок пива и съем столько-то килограммов мороженого. Мы играли в турнире "Уорлд тим-теннис". Билли-Джин выиграла турнир, и наша переводчица по моей просьбе купила бадью, которая вмещала килограмма полтора мороженого и упаковку (это двенадцать банок) пива. На пресс-конференции я вручила Кинг мороженое и пиво. Глаза у Билли-Джин загорелись, как у ребенка. Она хотела все съесть сразу, но... пресс-конференция. Однако и отказать себе в таком удовольствии Кинг было трудно, и она во время беседы с журналистами потихоньку скребла ложкой по мороженому, запивая его пивом! К концу пресс-конференции она съела все мороженое и выпила почти все пиво.

Кинг для меня всегда чудо, хотя мы уже знакомы бог знает сколько лет.

Кинг не могла допустить, чтобы мое появление в раздевалке "высшего света" Уимблдона, куда в конце концов попала и я, осталось незамеченным. Она всегда боролась за права игрока, "знамя справедливости" Билли-Джин крепко держала в своих руках. Она знала, что если я уезжаю с турнира, то уезжаю на полгода, и когда возвращаюсь, то начинаю все сначала. Другие, набрав какой-то опыт, продолжали к нему от турнира к турниру прибавлять, я же, вернувшись домой, его теряла. Как я потом поняла, не без влияния Кинг игроки мне помогали, зная, что мне куда сложнее приехать на турнир, чем им. И предложение не возвращаться в Москву, которое однажды мне сделала Кинг, вытекало исключительно из спортивных, а никак не из-за политических расчетов.

Позже, вспоминая то время, я понимала, что первой в мире я вряд ли могла стать, даже оставшись на Западе, как Навратилова, но то, что оказалась бы в клубе миллионеров, - это несомненно. В компанию супербогатых теннисисток попала Турнбул, которую я не раз обыгрывала 6:0, Ружечи, которую я тоже побеждала без проблем, миллионерша, живет в Париже. Впрочем, я и ведущим трепала нервы систематически.

А все же - кто его знает, - может, какое-то время походила бы и в первых номерах?

Но для меня всегда был важен мой дом. Отдавая себя теннису, я тем не менее мыслями оставалась дома. Не могла я включиться в этот цирк, вести жизнь на чемоданах, когда одиннадцать месяцев в году ты вне семьи. Даже по прошествии двух десятков лет с тех пор, как я перестала играть, я по-прежнему не могу выдержать долгое пребывание вне дома.

Непосредственное общение с теннисной элитой началось с того дня, когда я вошла в главную раздевалку Уимблдона. Нельзя сказать, что английский был у меня на высоте, но выразить свою мысль я могла, меня понимали. Да и Кинг меня опекала. В чем это выражалось? Я спрашивала ее мнение по поводу какого-нибудь тактического элемента, и она мне все подробно объясняла. Я уже обыграла саму Кинг, а она все продолжала мне рассказывать, как надо обыгрывать сильнейших.

В теннисной практике, бывает, дают такие советы, которые противоположны истинному положению вещей. Например, девочки из сборной не доверяли болгаркам Мануэле и Кате Малеевым (с их мамой я играла в конце шестидесятых). Сестры Малеевы попали в общество сильнейших раньше нас, и сколько раз мы у них ни спрашивали о тактике игры кого-то из новых для нас соперников, правдивой информации мы не получали. Лариса Савченко как-то сказала: "Ольга Васильевна, не спрашивайте, мы уже десять раз проверяли, они все наоборот говорят". Число сильнейших тенисисток на то время определялось цифрой двести, и почти каждая из них вначале для нас была загадкой. Через пару лет я уже знала всех и имела на любую из них карточку в собственной картотеке. Но на первых порах нам так важна была хоть одна победа, будто от нее зависело, жить нам или не жить (в общем-то речь шла действительно о жизни, но о жизни в высшем теннисном обществе), и я собирала любую информацию. Выяснилось, я могу спросить, как надо играть с той или иной теннисисткой, у Бетти Стове, у Мандликовой, у любой американки, которая меня знает.

Билли-Джин Кинг никогда не хранила от меня теннисных секретов. Она, смеясь над собой, рисовала карикатуры, на которых ей семьдесят пять лет, а она все бьет справа об стенку и ищет новый удар. Постепенно она стала меня просвещать и в других делах, не относящихся к теннису. Конечно, Кинг не уговаривала впрямую, чтобы я осталась в США. Она мне начала рассказывать о своей жизни, о своей стране вдруг в непривычных для нее восторженных тонах. На что я отвечала тем же самым, расписывая свою жизнь и свою страну... У нас тут же возникал спор до хрипоты. Вся раздевалка смотрела на нас с удивлением, мы обе красные, мокрые, нам уже не надо разминаться, поговорили - и можно на площадку.