Только теннис - [4]

Шрифт
Интервал

Когда я выиграла свой первый чемпионат СССР, Нина Николаевна прислала мне поздравительную телеграмму.

Надо сказать, что занятия в вечерней школе я не пропускала. Может быть, потому, что за мной уже ухаживал мой будущий муж, Витя, который учился в том же классе, что и я. (Алик Метревели всегда шутил, что мы с Витей не расстаемся с детского сада.) К тому же три раза в неделю тренер Нина Сергеевна Теплякова проверяла мою успеваемость, однако не могу пожаловаться, что этот контроль был строгим. Я росла достаточно самостоятельной.

Годы спустя, когда моя Катя, идя в школу, переходила улицу, трое взрослых следили, как она это делает. Если наблюдение несли только Витя и мама, я себя считала плохой матерью. Я же в школу ходила с первого класса одна. Мама упорно не хочет признать, что в семь лет я сама ездила к тете Кате через всю Москву. Наверное, раньше действительно было спокойнее и люди мягче. И детские желания у нас были другие, чем у современных детей. Например, пойти с отцом на демонстрацию. Целый день добираешься от фабрики "Ява" до Красной площади, а какое счастье! Все идут, поют, ты у папы на плечах. Конечно, каждое поколение невольно идеализирует свое время. И мне, видимо, не избежать этого упрека. А где, скажите, сейчас бабушкин гусь, запеченный в тесте? Сказочное блюдо! Самое вкусное - макать в горячий жир на противне корочку хлеба. Как все ждали этого жареного гуся. А мою Катю ничего не удивляло, ну разве что авокадо привезу, да и то... Ушла куда-то восторженность, умение радоваться милым сердцу пустякам.

Однажды мама не оставила мне денег на мороженое. Его продавали с тележек на колесиках, и, когда привозили на нашу улицу, визг стоял страшный. А у бабушки денег не оказалось. Перерыли весь дом. Надо было набрать рубль десять копеек старыми деньгами. Шел 1961 год, меняли деньги. Собирали с бабушкой по копейке, а оказалось, что по новому курсу их надо в десять раз меньше. Получалось, что нужно не сто десять копеек, а всего одиннадцать. Когда я это сообразила - счастью не было конца. Вот и помнятся эти минуты по сей день.

Прошло много лет, пока я поняла, как хорошо мне жилось в большой семье, в деревянном доме на улице Мишина. Чего нельзя сказать, как выяснилось, о папе с мамой. Мама, добрый и ответственный человек, семейный воз тащила на себе. Наверное, в какой-то момент она надорвалась. Отец должен был принять мужское решение, пойти на любой шаг, может быть, даже снять комнату, ждать получения собственного жилья, но свою семью из общего дома увести. Но он этого не сделал.

Какое-то облегчение наступило, когда семья разъехалась, но спустя год с нами стала жить бабушка, уже страдавшая склерозом. И опять все легло на мамины плечи, отношения с отцом становились все хуже и хуже. Родители развелись, когда я уже была замужем.

Новая семья у отца так и не сложилась. В конце концов летом он жил с нами на даче. Мы с Витей там почти не бывали, в отличие от мамы и Кати. Одна она жить там боялась. А отец любил копаться в земле, считая, что, выращивая пучок лука или салата, занят очень важным делом. Я еще кое-как терпела, когда он меня поучал, что и куда надо сажать, ругал, что саженцы я не те купила и что дорого заплатила. Маме бы прибраться, занавески повесить, чтобы цветочки стояли. Маму же возмущало поведение отца: "Ты посмотри, как разошелся, можно подумать, что он здесь хозяин!"

В двадцать два года я вышла замуж, и мы с Витей стали жить отдельно. Конечно же я вздохнула с облегчением. Ведь когда я приходила домой, мама, видя во мне спасителя, начинала рассказывать о своих бедах. Эти разговоры меня страшно подавляли. Нормально отдохнуть дома, живя в одной комнате с бабой Грушей, было невозможно. Но как только я в 1969-м перешла в ЦСКА, мне сразу дали однокомнатную квартиру. В том же году я впервые выиграла чемпионат СССР, и в ЦСКА пришла телеграмма из "Динамо" примерно такого содержания: "Поздравляем армейцев с чемпионкой страны динамовкой Морозовой". Но об этой спортивной части моей биографии - позже.

Первая наша с Витей квартира вид имела казенный, в ней в ожидании лучшей доли жили по очереди то футболисты, то хоккеисты. Маленькая, на первом этаже. Окна упирались в завод пиломатериалов. Имелось и преимущество: в двух шагах от ЦСКА. Потом Витя, начав службу в армии, получил собственное жилище, и мы, объединив две квартиры, переехали в двухкомнатную на Бакунинской. И уже позже, когда я стала известной спортсменкой, по распоряжению тогдашнего министра обороны Андрея Антоновича Гречко, страстного теннисиста, нам дали трехкомнатную квартиру на улице Рылеева.

Мы с мужем так хорошо и давно друг друга знали, что никаких особых перемен у нас в жизни после того, как мы поженились, не произошло.

Когда мне было двадцать, и у нас разгорались ссоры с Аликом Метревели, я кричала: "Женщина и мужчина должны быть во всем равны". В сорок я поняла, что это глупость. У женщин должна быть своя, женская доля. Они должны иметь профессию, но все же для того чтобы семья была нормальной, для того чтобы дети воспитывались хорошо, надо делать то, что предназначено природой: мать должна быть с детьми. В годы, о которых я вспоминаю, это мало кому удавалось.


Рекомендуем почитать
Обреченный Икар. Красный Октябрь в семейной перспективе

В этой книге известный философ Михаил Рыклин рассказывает историю своей семьи, для которой Октябрьская революция явилась переломным и во многом определяющим событием. Двоюродный дед автора Николай Чаплин был лидером советской молодежи в 1924–1928 годах, когда переворот в России воспринимался как первый шаг к мировой революции. После краха этих упований Николай с братьями и их товарищи (Лазарь Шацкин, Бесо Ломинадзе, Александр Косарев), как и миллионы соотечественников, стали жертвами Большого террора – сталинских репрессий 1937–1938 годов.


О Григории Тименко

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стойкость

Автор этой книги, Д. В. Павлов, 30 лет находился на постах наркома и министра торговли СССР и РСФСР, министра пищевой промышленности СССР, а в годы Отечественной войны был начальником Главного управления продовольственного снабжения Красной Армии. В книге повествуется о многих важных событиях из истории нашей страны, очевидцем и участником которых был автор, о героических днях блокады Ленинграда, о сложностях решения экономических проблем в мирные и военные годы. В книге много ярких эпизодов, интересных рассказов о видных деятелях партии и государства, ученых, общественных деятелях.


Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций]

Мемуары Герхарда Шрёдера стоит прочесть, и прочесть внимательно. Это не скрупулезная хроника событий — хронологический порядок глав сознательно нарушен. Но это и не развернутая автобиография — Шрёдер очень скуп в деталях, относящихся к своему возмужанию, ограничиваясь самым необходимым, хотя автобиографические заметки парня из бедной рабочей семьи в провинциальном городке, делавшего себя упорным трудом и доросшего до вершины политической карьеры, можно было бы читать как неореалистический роман. Шрёдер — и прагматик, и идеалист.


Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью

В 2013 году Астрид и Соня Холледер решились на немыслимое: они вступили в противостояние со своим братом Виллемом, более известным как «любимый преступник голландцев». Его имя прозвучало на весь мир после совершенного им похищения главы пивной компании Heineken Альфреда Хейнекена и серии заказных убийств. Но мало кто знал, что на протяжении трех десятилетий Холледер терроризировал членов своей семьи, вымогал у них деньги и угрожал расправой. Преступления Холледера повлияли на жизнь каждого из членов семьи: отчуждение между назваными братьями Виллемом Холледером и убитым в 2003 году Кором ван Хаутом, угрозы в адрес криминального репортера Питера Р. Де Вриеса, заказные убийства и вымогательства.


Марина Цветаева. Твоя неласковая ласточка

Новую книгу о Марине Цветаевой (1892–1941) востребовало новое время, отличное от последних десятилетий XX века, когда триумф ее поэзии породил огромное цветаеведение. По ходу исследований, новых находок, публикаций открылись такие глубины и бездны, в которые, казалось, опасно заглядывать. Предшествующие биографы, по преимуществу женщины, испытали шок на иных жизненных поворотах своей героини. Эту книгу написал поэт. Восхищение великим даром М. Цветаевой вместе с тем не отменило трезвого авторского взгляда на все, что с ней происходило; с этим связана и особая стилистика повествования.