Только с тобой - [14]

Билли, не зная, что сказать, хлопнул Шона по плечу и улыбнулся, давая понять, что готов в любую минуту прийти на помощь. Шон улыбнулся в ответ и пожал плечами.

Тем же вечером ему позвонила Иззи.

– Ну, какие результаты?

– Тюряги братец избежал, – сообщил Шон. – По крайней мере на этот раз. Но если сделает хотя бы один неверный шаг – прощай, свобода! Не знаю, почему ему надо постоянно быть занозой в чьей-то заднице? – Он вздохнул. Он не мог точно сказать, за кого больше переживал – за брата или за родителей, но волновался так сильно, что чувствовал себя истощенным. Шон не переставал удивляться тому, с какой легкостью Кевин прожигает свою жизнь и подвергает риску жизнь близких.

– Люди сделаны из разного теста, – тихо заметила Иззи. – Даже от одних родителей могут родиться совершенно разные дети. Тут нет ничьей вины. – Она вздохнула. – Как твоя мама, сильно переживает? – Все знали, как тяжело восприняла арест старшего сына Конни.

– Ужасно. Говорит о случившемся мало, а вид такой, словно ее пыльным мешком по голове огрели. Кстати, отец чувствует себя ничуть не лучше. И завтра ему везти Кевина в Феникс.

– А как сам Кевин? Напуган? – спросила Иззи, не представляя, как в подобной ситуации можно сохранять хладнокровие.

– Думаю, он слегка струсил, когда его взяли, не более того. Считает себя вправе обижаться на весь мир. Ты бы видела его лицо, когда он спустился к ужину! Словно мы все здорово ему задолжали. И клянусь, он снова накурился! Родители не поняли, но у него был странный взгляд, да и майка провоняла травкой. – Шон вздохнул. – Он бы вообще не стал с нами есть, но отец попросил сделать это ради мамы. А она проплакала над тарелкой весь ужин.

Иззи чувствовала, с каким трудом держится Шон, и бесконечно сочувствовала его бедной маме.

Майк и Кевин уехали, когда Шон еще спал. Конни пыталась обнять сына напоследок, но тот отстранился. Майк схватил его за руку и так стиснул пальцы, что они хрустнули.

– Попрощайся с матерью, – сквозь зубы прошипел он, и Кевин повиновался, с прямой, негнущейся спиной, словно был деревянным.

Когда они уехали, было еще темно, и Конни вернулась в постель, где свернулась клубком. Так она и пролежала до вечера, пока не вернулся Майк, не сел рядом и не притянул ее к себе. Тогда Конни разрыдалась.

– Как он себя вел, когда ты уезжал? – сквозь слезы спросила она.

– Смотрел, как на величайшего врага. Он ненавидит меня, судя по всему. Посмотрел, отвернулся и пошел. Как будто он попал в клинику из-за меня, а не по решению судьи и по своей собственной безалаберности!

С отъезда Кевина дом О’Хара внезапно стал очень тихим, хотя и прежде Кевин уезжал, например, в колледж. Однако последний краткий приезд старшего сына принес семье столько горя, что уже казалось, будто Кевин несколько месяцев кряду дебоширил, пьянствовал и курил травку в стенах отчего дома. Теперь тут воцарилось такое спокойствие и безмолвие, словно дом внезапно превратился в музей.

Шону так нравилась сама мысль о том, что у него есть взрослый, мудрый брат, что расставание с ней далось ему весьма нелегко. Он старался отвлечься на учебу, а в свободное время много таращился в телевизор. Его по-прежнему интересовали полицейские детективы и криминальные сводки. Иногда приходила Иззи, и они делали уроки вместе. Девочка пекла хрустящее печенье и кексы для своего друга и его родителей в попытке их поддержать. Она видела, какими печальными, осунувшимися стали лица всех О’Хара.

Шон пребывал в мрачном расположении духа несколько недель, пока не начались экзамены, в подготовку к которым он ушел с головой, и его настроение потихоньку выправилось.

Иззи тоже сдавала экзамены, причем довольно успешно. Она радовалась, что в жизни друга все налаживается, и совершенно не ждала никаких неприятностей, пока как-то вечером к ней в комнату не зашел отец.

– Спустись вниз, нам надо поговорить, – сказал он напряженным тоном.

Поначалу Иззи просто немного удивилась, однако в гостиной ощутила сильнейший приступ тревоги, увидев маму, которая сидела на стуле с поникшей головой.

– У меня неприятности? – спросила она, переводя взгляд с отца на мать и пытаясь припомнить хоть какую-то провинность, за которую ее могли отругать, но ничего не шло на ум. Возможно, позвонили из школы – сообщить, что она провалила какой-то тест.

– Твоя мама и я… Мы разводимся, – негромко сказал Джефф и опустился на стул.

Иззи, сидя на банкетке, переводила взгляд с отца на мать. Сцена казалась ей совершенно нереальной. Мать избегала смотреть на нее, словно была виновата. Наступила такая тишина, что клацанье стрелок старинных часов стало казаться ударами молота по наковальне. Иззи никогда прежде не слышала, как ходят часы в гостиной, попросту не замечала их постукивания.

– Мы разводимся, – повторил Джефф, словно опасаясь, что дочь могла не понять.

Иззи отрешенно застыла. Чего они ждали от нее? Каких слов? «Да как вы можете?» «Почему?» «Разве вы не любите друг друга?» «А что же будет со мной?» Все это пронеслось у нее в голове, но ни один из вопросов так и не слетел с губ. Ей хотелось расплакаться или закричать, но почему-то она сидела молча и даже не шевелилась.