Только с дочерью - [44]

Следующее письмо, адресованное моему брату Джиму и его жене Робин, содержало в себе разработанный мною план. Я объясняла, что Махмуди очень обеспокоен проблемой денег. Мы потратили здесь целое состояние, а работу он до сих пор так и не нашел. Вся наша недвижимость находится в Америке. Возможно, Махмуди нужен лишь предлог для того, чтобы вернуться. Я просила Джима позвонить нам и сказать, что здоровье отца ухудшилось и мы должны «на время» приехать домой. Джим может упомянуть, что родственники собрали деньги нам на дорогу. Таким образом, Махмуди сможет ухватиться за эту соломинку.

Вечеринка в доме свекрови Джуди была полна неожиданностей. Не успели мы переступить порог, как услышали громкую американскую музыку и нашим глазам предстало невероятное зрелище – мусульмане-шииты отплясывали рок-н-ролл. На женщинах была европейская одежда, которую никто из них не потрудился прикрыть русари или чадрой. Гости стали моими невольными союзниками. Они были польщены тем, что американский доктор почтил их праздник своим присутствием, и Махмуди мгновенно оказался в кругу благодарных слушателей. Пока он наслаждался ролью почетного гостя, Джуди – с его ведома – увела меня в спальню, где бы я могла напечатать письмо. Там меня поджидал Рашид.

– Мой друг вывозит людей в Турцию, – сказал он. – Это стоит тридцать тысяч долларов.

– Деньги не имеют значения, – ответила я. – Главное, чтобы я и моя дочь отсюда выбрались. – Я знала, что родственники и друзья как-нибудь наскребут нужную сумму. – Когда мы можем выехать? – нетерпеливо спросила я.

– В настоящий момент он в Турции, да и погода скоро начнет портиться. Не знаю, можно ли будет выехать в течение зимы, пока лежит снег. Позвоните мне через две недели. Я наведу справки.

Я занесла в записную книжку зашифрованный телефон Рашида.

После того как он вышел и я отпечатала письмо, мы с Джуди еще долго оставались наедине. Я постоянно оглядывалась на дверь, опасаясь появления Махмуди, но он меня не разыскивал.

Я вручила Джуди письма – она согласилась отправить их из Франкфурта. На следующий день она улетала, и я помогла ей уложить вещи – мне было и горько и радостно; во время сборов мы только и говорили что об Америке. Ни я, ни Джуди наверняка не знали, удастся ли ей что-нибудь для меня сделать, как не были уверены и в том, что друг Рашида вывезет нас с Махтаб в Турцию, однако Джуди была преисполнена решимости идти до конца.

– У меня есть и другие друзья, к которым я обращусь за помощью, – сказала она.

К концу вечера Махмуди пребывал в эйфории.

– Рашид предложил мне работу у себя в клинике, – сияя, сообщил он. – Мне надо проверить все, что касается моей лицензии.

Когда мы прощались, было уже поздно. Мы с Джуди расставались со слезами на глазах, не зная, суждено ли нам еще когда-нибудь свидеться.

Обычно по пятницам – священный день отдохновения мусульман – вся семья собиралась в доме Амех Бозорг, но однажды Махмуди, который весьма охладел к своей сестрице, объявил ей, что у нас на пятницу другие планы.

Сразу после этого, в четверг вечером, Амех Бозорг смертельно заболела.

– Мама умирает, – сообщила Зухра по телефону. – Ты должен приехать и провести с ней последние минуты.

Зная свою хитрющую сестру, Махмуди все же забеспокоился, и мы все помчались туда на такси. Зухра и Фереште проводили нас в спальню Амех Бозорг, которая лежала на полу посреди комнаты под грудой одеял толщиной дюймов в восемь, на голове у нее было намотано какое-то тряпье в виде тюрбана. По лбу струился пот, который она отирала рукой. Она корчилась от боли, бормоча на фарси: «Я умираю. Умираю».

Маджид и Реза были уже здесь, остальные родственники – в пути.

Махмуди тщательно осмотрел сестру, но ничего у нее не нашел. Он шепнул мне, что, скорее всего, она потеет не от высокой температуры, а из-за того, что ей жарко под кучей одеял. Но она скулила от боли. Якобы ее мучила ломота во всем теле. Она твердила, что умирает.

Зухра и Фереште приготовили куриный бульон и принесли его в комнату умирающей. Все члены семьи принялись умолять Амех Бозорг поесть. Младший сын Маджид поднес ложку бульона ко рту Амех Бозорг, но она сжала губы.

Наконец Махмуди уговорил сестру сделать глоток. И все присутствующие возликовали.

От больной не отходили всю ночь и весь следующий день. Изредка, отвлекаясь от молитвы и чтения Корана, в комнату заглядывал Баба Хаджи.

Махмуди, Махтаб и мне порядком надоело наблюдать лицедейство Амех Бозорг. Нам с Махтаб хотелось уйти, но Махмуди вновь оказался перед выбором: уважение к семье или здравый смысл. Весь вечер в пятницу – когда мы должны были быть в другом месте – Амех Бозорг оставалась на смертном одре.

Затем, возблагодарив Аллаха, она поднялась со своего ложа и объявила, что немедленно отправляется на молитву в священный город Мешхед – в северо-восточной части страны, – где находится особо почитаемая мечеть, знаменитая своей целительной силой. В субботу на удивление бодрая Амех Бозорг в сопровождении клана отбыла в аэропорт – женщины проливали слезы сочувствия, мужчины перебирали четки, все молились о чуде.

Махмуди играл в эту игру по всем правилам, но стоило нам остаться одним, как он проворчал: