Только с дочерью - [38]

Когда мы оставались с ней наедине в ванной, она, тихонько всхлипывая, умоляла меня увезти ее домой в Америку, подальше от папы.

– Я знаю, как нам уехать в Америку, – заявила она однажды. – Когда папа уснет, мы улизнем из дома, поедем в аэропорт и сядем в самолет.

Для пятилетнего ребенка жизнь так проста. И вместе с тем так сложна.

Наши молитвы стали еще горячее. Я уже много лет не ходила в церковь, однако сейчас во мне проснулась сильная вера. Я не знала, за что Он подверг нас такому испытанию, но не сомневалась – без Его помощи нам не справиться.

Нам была оказана поддержка в лице Хамида, владельца магазина мужской одежды. Когда я наведалась к нему в магазин после побоев, он спросил:

– Что случилось?

Я все ему рассказала.

– Он же сумасшедший. – Хамид говорил медленно, отчетливо выговаривая каждое слово. – Где вы живете? Я могу послать людей, которые вправят ему мозги.

Однако по зрелом размышлении мы оба пришли к выводу, что это насторожит Махмуди – он поймет, что у меня появились тайные друзья.

Окрепнув, я стала чаще выходить на улицу и при каждом удобном случае заглядывала к Хамиду – поговорить по телефону с Хэлен и обсудить свои беды с новым другом.

Хамид был бывшим офицером в армии шаха и сейчас тщательно скрывал свое прошлое.

– Иранский народ хотел революционных преобразований, – сказал он мне тихим голосом. – Но все это, – он указал на уличную толпу угрюмых, спешащих куда-то людей – граждан Исламской Республики аятоллы, – совсем не то, чего мы добивались.

Хамид и сам вынашивал планы бежать из Ирана вместе со своей семьей. Но прежде ему предстояло решить множество проблем. Надо было продать магазин, обратить деньги в недвижимость и принять необходимые меры предосторожности – он намеревался покончить с этими делами раньше, чем его настигнет прошлое.

– В Соединенных Штатах у меня много влиятельных друзей. Они делают для меня все возможное, – сказал он.

То же самое относится и к моим друзьям и семье, сказала я. Но очевидно, официальным путем многого не добьешься.

Мне очень помогало то, что я могла пользоваться телефоном Хамида. И хотя информация, которую я получала из посольства, а вернее, отсутствие таковой меня угнетало, посольство по-прежнему оставалось единственной ниточкой, связывавшей меня с домом. Дружба с Хамидом сослужила мне еще одну добрую службу. Он явился первым живым примером того, что многие иранцы по-прежнему одобряют западный образ жизни и осуждают новое правительство за презрение, выказываемое к Америке.

Со временем я убедилась в том, что Махмуди отнюдь не тот всемогущий властелин, которым воображал себя вначале. У него ничего не выходило с получением лицензии на медицинскую практику. В большинстве случаев его американское образование вызывало уважение, но в то же время и настораживало правительственных чиновников аятоллы.

Не был он первым и в сложной семейной иерархии. Он в той же мере зависел от старших родственников, в какой младшие зависели от него. Он не мог пренебречь семейными обязательствами, что на данном этапе было мне на руку. Родственники интересовались, как мы с Махтаб чувствуем себя в новой обстановке. В течение первых двух недель нашего пребывания в Иране Махмуди продемонстрировал своих жену и дочь всей родне. И сейчас, поскольку родственники снова хотели нас видеть, Махмуди не мог без конца нас прятать.

Скрепя сердце Махмуди принял приглашение на ужин аги (господина) Хакима, которого глубоко чтил. Помимо того что они были двоюродными братьями, их связывали и другие сложные и запутанные семейные узы. Например, сын сестры аги Хакима был женат на сестре Ассий, а дочь его сестры была замужем за братом Ассий. Зия Хаким – тот, что встретил нас в аэропорту, – был двоюродным или троюродным племянником аги Хакима. А ханум (госпожа) Хаким, его жена, была двоюродной сестрой Махмуди. И так далее, ad infinitum.[3]

Все эти семейные связи требовали уважения, но власть аги Хакима над Махмуди обусловливалась главным образом тем, что он был «человеком в тюрбане» – имамом Ниаваранской мечети, расположенной неподалеку от дворца шаха. Он также преподавал в Тегеранском теологическом университете. Был известным автором трудов по исламу и переводчиком с арабского на фарси многих дидактических книг Тагати Хакима, их с Махмуди деда. Во время революционного восстания он с успехом возглавил захват дворца шаха, и благодаря этому подвигу его фото было помещено в журнале «Ньюсуик». Что же касается ханум Хаким, то она носила гордое имя Бебе Хаджи – «женщина, побывавшая в Мекке».

Махмуди не посмел отклонить приглашение Хакимов.

– Ты должна надеть черную чадру, – сказал он мне. – Иначе ты не можешь появиться в их доме.

Они жили в Ниаваране, элегантном районе на севере Тегерана, в современном, просторном доме, правда, почти без мебели. Я была рада возможности получить новые впечатления, но раздосадована строгостями в одежде; кроме того, я приготовилась к скучному вечеру в обществе еще одного «человека в тюрбане».

Ага Хаким оказался стройным мужчиной, на пару дюймов выше Махмуди, его лицо обрамляла густая борода с проседью, а с губ не сходила обаятельная улыбка. Он был с ног до головы в черном, включая тюрбан. В данном случае цвет одежды имеет принципиальное значение. Большинство «людей в тюрбанах» носят белое. Черный тюрбан аги Хакима указывал на то, что он прямой потомок Мохаммеда.