Только роза - [34]
– Как необычно в это время года, – сказала Бет.
Ее пиала была коричневой, без узора.
– Итак, – сказала она, – Поль и вы.
Роза молчала.
– Жизнь удивительна, – снова заговорила Бет. – Я неверно о вас судила, вы не лишены способности меняться.
– Я могу вас еще удивить, – сказала Роза, – а вдруг завтра я брошусь в реку.
Бет коротко рассмеялась.
– Мало кого из мужчин я уважаю больше, чем Поля, – сказала она. – Достойны ли вы его? Клара была обворожительна, она его восхищала, делала его жизнь легкой и сияющей. А вы резкая, суровая, цельная, вы его не восхищаете, вы его потрясаете. Конечно, он думал, что придет день, когда он найдет покой с другой Кларой в подобии прежнего счастья, и тут появляетесь вы со своей меланхолией, гневом и скверным характером.
Она отпила глоток чая и добавила:
– Все будет непросто.
Роза чуть коснулась губами своей пиалы.
– Вы потеряли сына, верно? – спросила она.
Она поняла, что у Бет перехватило дыхание, увидела, как та заморгала, восхитилась ее самообладанием.
– Вам не откажешь в интуиции, – в конце концов признала англичанка.
– Вы человек холодный и жесткий, но на Поля смотрите как на сына, – сказала Роза.
Бет безрадостно улыбнулась.
– Вы тоже жесткая, – сказала она, – но мне с вами хорошо, потому что я вижу, вы находите здесь то же успокоение, что и я.
Роза была озадачена.
– В других местах красота меня подавляет. Только здесь потеря кажется не такой беспощадной. Почему? Не уверена, что так уж стремлюсь понять, – боюсь, что при свете знания я лишусь и краткой передышки. Но я прихожу в эти сады, режущие, как камни, и нежные, как мох, и становлюсь другой женщиной, которая на мгновение принимает то, что случилось. Смерть сына пережить невозможно, просто становишься кем-то другим, кто время от времени способен снова дышать.
Она глянула на Розу с грустью, к которой примешивалась усталость.
– С самой первой встречи я почувствовала к вам симпатию, – сказала она, – и поверьте, со мной такое не часто бывает. Вы сейчас готовы всем рискнуть и все потерять, так не упустите своего шанса.
– Вот интересный вопрос, – сказала Роза, – можно ли потерять то, чего никогда не получал?
Произнося «получал», она подумала о Поле с таким жарким желанием, что опустила голову.
– Самое тяжелое – это утратить способность давать, – ответила Бет. – Когда-то я была женщиной, которая любила и готова была броситься в огонь ради другого. Я лишилась этого по своей вине, и с того дня я скорее мертва, чем жива.
Она засмеялась с усталой иронией, элегантным движением провела рукой по лбу. Указала на пиалу Розы.
– Цветок вишни – мощный цветок. Его красивость лишь маска. Его буйная пылкость порождает безжалостную жажду, стремление к жизни, желание испробовать или умереть.
– Но в конце концов он умирает, – сказала Роза.
– В конце концов все умирают, да, – сказала Бет, – вот почему не стоит прежде времени противиться той партитуре, которую импровизирует жизнь.
Она тепло пожала Розе руку.
– Иначе, – сказала она, – это ад еще до ада.
Убрала свою руку, встала.
– Его звали Уильям. Он покончил с собой в двадцать лет. Это было тридцать лет назад, это было вчера.
Роза смотрела, как она удаляется, прямая и породистая в своем неисчерпаемом страдании. Потом тоже вышла из чайного домика и попросила Канто отвезти ее домой.
В пустой комнате с кленом она подошла к лежащим на полу письмам, снова увидела умирающую ветку вишни прямо у своих губ, представила себе цветы, буйство их лепестков – их жажду, ненасытность, безумное желание все испробовать и жить. Распечатала конверт, прочла первые строки и положила листок на стол. Роза, писал ее отец, мир как вишневый сад, на который никто три дня не смотрел.
12
В хаосе эпохи японского Средневековья, который летописцы тех времен назвали «мир наизнанку», один самурай-эстет, равно владевший искусством меча и каллиграфии, регулярно возвращался в свой дом в Кагосиме, на острове Кюсю. Там жили его жена и сын, а во внутреннем саду, окруженном деревянными галереями, рос изумительный клен. Когда ребенок подрос достаточно, чтобы высказать желание объездить архипелаг, отец указал на дерево с пламенеющими осенними листьями и сказал: все перемены в нем, он более свободен, чем я; будь кленом и путешествуй по своим преображениям.
Она взяла другое письмо, распечатала его. Поль от руки приписал небольшое вступление: Я не стал переводить вводные формулировки с перечислением имен, титулов и положенными вежливыми оборотами и перехожу сразу к сути. Ее взволновал его размашистый, четкий почерк. Дальше шел отпечатанный на тонкой бумаге текст. В самом конце на месте подписи Хару поставил свою печать. Он писал:
Перед вратами смерти мною овладело властное желание сказать Вам то, о чем я умалчивал почти всю свою жизнь мужчины. Сорок лет назад я полюбил французскую женщину. Из этой недолговечной любви родилась девочка, которая скоро приедет в Киото получить мое завещание. Она не знала меня, но узнает Вас. Примите ее хорошо, покорнейше прошу Вас об этом, оставаясь Вашим слугой и вечным должником.
Рука Розы дрожала. Перед ней снова предстало кладбище, колыхание деревянных палок, камни в лишайниках, лестницы духов; она представила себе Поля перед могилой Хару, читающего письмо онемевшей толпе, в нескольких шагах от могилы своей жены, в нескольких шагах от могилы Нобу. Она положила листок на столик, снова взяла первое письмо.
