Только одной вещи не найти на свете - [43]
Каннеллони с сыром — полуфабрикаты, которые Нурия вынула из пакета, никак нельзя было назвать изысканным блюдом, но работа в церкви отнимала у нее столько времени, что на прочее сил просто не оставалось. К счастью, принесенная Алисией бутылка риохи несколько облагородило дары микроволновой печи, призванные утолить их голод. Дева Мария была почти готова — два последних вечера Нурия наращивала ей пальцы. И теперь святой Фердинанд с постыдно зазубренным мечом нетерпеливо ждал, пока она вернет ему вид того закаленного в боях конкистадора, каким он был шесть столетий назад. Алисия увидела святого, как только вошла в квартиру Нурии: он стоял в центре гостиной рядом с покрытой заплатками Девой Марией. Он поднял левую руку вверх, словно приглашая Пресвятую Деву на танец, но та скромно отклоняла приглашение. Вокруг скульптур беспокойный взгляд Алисии не обнаружил ничего, кроме обычных инструментов, кусков дерева и какого-то устройства, похожего на огнемет, которое замерло перед печью. Нурия что-то рассказывала про святого Фердинанда, показала план церкви, но глаза Алисии лишь скользнули по нему, потому что их притягивал к себе дальний угол комнаты, замаскированный банками со скипидаром и обрезками линолеума.
Но и на кухне ей пришлось терпеть все ту же болтовню, хоть и приправленную парой стаканов замечательного вина и куда менее замечательной едой. Алисия время от времени кивала головой, когда Нурия делала паузу, ожидая от нее какой-нибудь реакции. На самом деле она почти не слушала Нурию и была целиком поглощена мучительными и предательскими раздумьями. Поэтому ей было не до святого Фердинанда, не до севильского барокко и евхаристического ретабло XVII века, не до Тома Уэйтса, завывавшего из усилителей, пристроенных среди арсенала сковородок. Все мысли ее были сосредоточены на предмете, спрятанном в гостиной, который беззвучно взывал к ней, ожидая, когда же она пустит в ход то, что припрятала в кармане брюк. Нельзя ведь вернуться домой ни с чем — в бессильном отчаянии кусать ногти, так и не выяснив, друг ей Нурия или подлый враг. Нурия, милая Нурия… Фраза, которую она готовилась произнести, застряла у нее в горле, как непрожаренный бифштекс.
— Нурия, мне надо в туалет.
— Иди, — отозвалась Нурия, явно раздосадованная тем, что прервали ее лекцию о художественном воображении в Севилье XVII века. — В конце коридора, сама знаешь. Провожать не буду.
Алисия двигалась по коридору, стараясь не наступать на пятки. Вдруг она почувствовала чей-то взгляд, упершийся в вырез ее блузки: Джимми Хендрикс, наряженный в нелепый оранжевый камзол, мутными глазами разглядывал Алисию из окошка постера. Алисия хлопнула дверью туалета так, чтобы щелчок задвижки был слышен по всей квартире, и, нервно оглядываясь, поспешила в гостиную. Она сама толком не знала, зачем устроила эту комедию — лживый предлог, бесшумные шаги, тайное обследование гостиной. Все это было скопировано с какого-то шпионского фильма. Смешно! И она на самом деле чуть не расхохоталась истеричным смехом и тем самым чуть не выдала все свои хитрые замыслы. Потом Алисия вдруг вспомнила тщедушного, лысого сеньора Бенльюре, который рухнул на нее у дверей подъезда, обдав запахом промокшего плаща, и губы ее сердито сжались. Покидая кухню, она предусмотрительно прикрыла дверь, оставив только узкую щель, так что теперь Нурии со своего места было трудно следить за тем, что Алисия делает в комнате. Алисия осторожно прокралась среди куч деревяшек и инструментов, обошла две скульптуры, которые все никак не решались начать танец. Святой Фердинанд с разочарованным видом глядел куда-то вверх, на потолок, словно только что сделал некое открытие или его хватил удар. В углу, о котором ей говорил Эстебан, стояла гора банок. Она повернула голову ровно на девяносто градусов и удостоверилась, что долетевший до нее звук шел не из кухни — там по-прежнему тянул свою литанию Том Уэйтс. Кровь тяжело стучала у нее в висках. Она принялась разбирать завал из банок с каустической содой и щелоком, акриловой краской и лаком, удивленно задержала в руках обнаруженную там же банку с гуталином. И через несколько секунд, показавшихся ей вечностью, увидела черный металлический блеск. Этот ангел выглядел моложе, крепче и светлее, чем ангел Бенльюре. У него уже были почищены предплечья и кончики крыльев — теперь они сияли сизоватым глянцем. Какое-то время Алисия смотрела на ангела с мстительной суровостью, словно силилась взглядом отплатить за пережитую обиду. Глаза ангела не были пустыми, как обычно бывает у скульптур, у которых гладкая завеса стирает всякий намек на радужную оболочку и зрачки. Алисия заметила, что эти глаза тоже отвечают ей злым взглядом, что они — два зеркала, отражающие ее собственные гнев и страх. Но злыми и презрительными были только глаза ангела, вся же фигура его дышала безмятежным совершенством. На ангеле была туника, которую трепал порыв окаменелого ветра. Ангел был прекрасен, спокоен и непреклонен.
