Только одна ночь - [46]

— Я повторяю, товарищ командующий, что в комиссии был не я один, и это решение было единодушным. Люди трудились много лет и, естественно, ждут заслуженного вознаграждения.

Скорняков покачал головой. Не сказал правды, утаил. Он постоял, подумал, чувствуя на себе тяжелый взгляд Лисицына. «В то же время, — рассуждал Скорняков, — судить не трудно. Как бы я сам действовал в той обстановке? Не поддался бы общему влечению к наградам? Да, жизнь сложная штука. Но я бы не смог подписать акт! Грош цена моей принципиальности, если бы меня кто-то уговорил».

— Вы же, Петр Самойлович, как говорится, человек, умудренный опытом. Коммунист. Могли бы высказать особое мнение. Наверняка бы к вам, специалисту, конструкторы системы прислушались.

— Но завершение всего комплекса работ требовало еще несколько лет.

— А теперь, позвольте вас спросить, что делать? КБ наверняка получило новое задание, и «Сапфир» им до лампочки. Кто теперь возьмется доделывать эти огрехи? Никто! Вот чего стоит ваша, мягко говоря, ошибка. А по большому счету — ваша беспринципность.

— Извините, товарищ командующий! — Лисицын предупредительно поднял руку. — Извините! Почему я должен нести ответственность за конструкторов «Сапфира»? Решение принимала Москва, а не Лисицын!

— Там тоже могли ошибиться. Москва… В Москве рубят, а к нам щепки летят! Так получается? Вы смолчали, когда обговаривалось продолжение работ по «Сапфиру». Конечно, молчанию присуще благородство, но в данной ситуации от него попахивает преступлением!

— Это вы уж слишком! Считаете, что необходимо срочно продолжить работы по «Сапфиру» — принимайте меры. Вы — командующий, можете обращаться даже к Министру обороны. Требуйте, чтобы начинали второй этап работы. Мы же отвечали за первый. Объект сдан, АСУ в строю!

— Ну, нет, Петр Самойлович, так дело не пойдет! В стороне вы не будете! Готовьте проект постановления Военного совета о продолжении работ по «Сапфиру». А я доложу свое мнение в ЦК — премию разработчикам КБ и другим присудить после полного завершения работ.

— Вы что? — Лисицын широко открыл рот, набрал воздуха, и его охватил надрывный кашель; он дергался всем телом, хрипел, шарил по карманам, пока не достал рожок с аэрозолью и не сунул наконечник в рот.

Успокоившись, он тихо, словно оправдываясь, произнес:

— Астма проклятая. Извините. Я прошу вас, Анатолий Павлович, не делать этого! Если вы лишите людей премии, то вы наживете кучу недоброжелателей. Тогда уж наверняка не будет второго этапа. Не забывайте, с кем имеете дело. Их приказом не обяжешь. Они сделают все возможное, чтобы к «Сапфиру» не возвращаться, а вместо него срочно возьмут два-три новых задания от других ведомств.

Услышанное настолько удивило Скорнякова, что он оторопел. «Как же так, — думал он, — неужели на КБ и управы нет? Это же государственное учреждение! Общие интересы превыше всего, тем более — интересы обороны страны! Надо обращаться в Москву и добиться того, чтобы систему «Сапфир» завершили в самое ближайшее время. И не отступать ни на шаг!»

В комнате наступила тишина; Лисицын, полулежа в кресле, все еще дышал тяжело и беспорядочно. Скорняков молча ходил из угла в угол, пока не остановился у стола.

— Второе. Почему вы, Петр Самойлович, так опрометчиво торопили меня с принятием решения на пуск ракет по неопознанной цели? Что вами руководило?

— Я, товарищ командующий, был уверен, что это разведчик. Его исчезновение было несколько загадочным, Кто бы мог предположить, что в это же время у рейсового самолета откажет аппаратура ответа. Разве мог я подумать о том, что РЦ так быстро «прижмется» к рейсовому самолету и пойдет с ним по трассе? Век живи — век учись. Теперь-то будем знать и эту методу иностранных разведчиков.

— Эту «методу», как вы говорите, раньше нас с вами распознал Прилепский, но мы с вами его даже не дослушали. Он первым разобрался. Чутье летчика сработало и его наблюдательность. Он смог разобраться.

— За несколько минут столько противоречивых, взаимоисключающих вводных! Я надеялся… — Лисицын запнулся, оборвал фразу, замолк, изредка бросая исподлобья короткие взгляды на Скорнякова; ему стало неловко за свое нелепое поведение там, в зале, и здесь, когда он беспрерывно оправдывался за свою неправоту, в которой он не хотел призваться.

Именно он способствовал тому, что отметку РЦ не ввели в ЭВМ, Последние годы служба шла в гору, он был на хорошем счету у начальства, особенно с появлением АСУ. Виновными были, как правило, другие, но не он; он и сейчас не считал себя полностью виноватым, но почему так дрожат руки, надломился голос…

— Мы с вами едва не погубили людей. Прими я ваше предложение о пуске ракеты — суши, как говорится, сухари. Вы — опытнейший в этом деле человек, но дали себя обмануть. А почему? Разведчик, которого вы так настойчиво опекаете, мышей перестал ловить, за обстановкой не следил. Дальше. — Скорняков сделал паузу, пригладил на висках волосы, неторопливо прошагал по комнате, отыскивая самые точные слова, которые бы убедили Лисицына. — Вы лишили права голоса Тужилина, не раз сегодня одернули Прилепского. А у них было о чем доложить. Вы не посчитались с коллективом людей. Понадеялись на свой долголетний опыт, на недюжинный ум, на АСУ. Кстати, АСУ работала безотказно. Это ваша заслуга. И тем не менее — тяжелая неприятность. Не по вине АСУ, заметьте, а по вине человека! И ворог нас на этот раз обхитрил!