Только не я - [50]

На заднем фоне моих раздумий жужжит машинка, и я безучастно смотрю, как Света бреет голову своей подружке. Представляю, что тут начнется после праздников. Ботаник не зря переживает, и если Яся не пойдет с девчонками на мировую, нас тут Лева всех раком нагнет и будет до последнего давить, пока правды не добьется, а когда добьется, предкам девочек придется выложить кругленькую сумма денег как интернату, так и детдому Елисеевой. Точнее, директрисе, которая должна будет закрыть глаза на все это дерьмо, что происходит в стенах интерната, да и в стенах того же детдома. Не удивлюсь, если там еще хуже, чем здесь. Но все же надеюсь, что все замнется, потому что виноватой и крайней во всей этой истории может оказаться именно Снежинка, девчонки уж точно найдут оправдание перед предками своим поступкам, а там состряпают и для директора интерната весомый аргумент против Яси, тогда уж точно придется попотеть ботанику, чтобы доказать обратное.

– Ладно, пацаны, – я отпускаю руку Светы, – затрахался я уже стоять здесь, думаю, девочки дальше сами разберутся, что к чему.

Мельком смотрю на голову Риты, там осталось несколько проплешин, которые Света не смогла ровно сбрить.

– Михей, машинку заберешь или оставишь девчонками подравнять черепушки?

Но парень выхватывает машинку из рук Светы и первый выходит из раздевалки. Леня отпускает Риту и следует Михеем. Слышу, как Рита всхлипывает и прячет лицо в ладонях, но в моей душе от этой картины даже ни одна струнка не дернулась.

– В следующий раз маковкой соображать надо и думать, что делаешь и куда ввязываешься, это скажите спасибо, что вам избиение той девчонки с рук сошло, – я разворачиваюсь к выходу.

– Гребаный ублюдок!

Боковым зрением улавливаю Светкино телодвижение, она замахивается кулаком в мою сторону. Уворачиваюсь и одновременно перехватываю ее запястье, резко отталкиваю от себя в сторону матов, которые лежат стопкой в углу. Она летит в направлении их и, не удерживая равновесия, распластывается на твердой поверхности. Громко ойкает.

– Света, – не сдерживаюсь я и в два шага настигаю девчонку, становлюсь над ней, хватаю за шиворот кофты и подтягиваю к себе, отчего тонкая ткань не выдерживает, трещит, – ты же знаешь, что к таким, как вы, я не особо принципиален, и если раньше меня Василиса останавливала, то теперь все поменялось, и в следующий раз ты просто в лицо получишь, поняла?

Смотрю ей в глаза, но искать там хоть что-то человечное бесполезно, и я это прекрасно знаю, поэтому просто отпускаю ее. Она валится обратно на мат. Переступаю через девчонку и выхожу за дверь, со всей силы бухая ее за спиной. Широким шагом направляюсь на выход, где меня уже ждут пацаны.

Глава 20

Я сидела на кушетке в медкабинете и внимала словам доктора, который старательно выписывал буквы в папке, лежавшей у него на коленях.

– Тебе нужно в больницу, – он бросает на меня взгляд поверх оправы очков с толстыми линзами.

– Но, дорогой доктор, – стараюсь говорить спокойно, но десятиминутный прессинг со стороны этого мужчины в белом халате дает о себе знать, и в голосе все-таки проскальзывают нотки сарказма, – я уже вам сказала, что никуда не поеду, мне значительно лучше, – смотрю ему в глаза. – Спишите это все на мою беспечность, – предлагаю ему вариант и замолкаю на секунду, покусываю губы, оттягиваю время, чтобы придумать более весомую отговорку. – Перенервничала я просто вот и все, ничего особенного. Ехать я никуда не хочу и не поеду. Вот.

Врач откладывает папку на стол и оглядывает меня с головы до коленок, я почему-то заметила, что его взгляд дошел именно до них и вернулся обратно к лицу.

– Что? – вопросительно вскинула брови.

И вот этот взгляд всколыхнул в груди негодование, даже во мне, которая всегда относилась ровно к людям, даже к таким, которые относятся к нам с подозрением и недоверием, словно мы какие-то «калеки общества». Во взгляде этого врачишки все читалось как в открытой книге, он даже и не скрывал этого.

– Ты же понимаешь, девочка, что, если с тобой что-то случится, то с меня снимут три шкуры, потому что ты не обычный ребенок, ответственность за которого может взять на себя родитель, просто подписав бумажку.

– Я облизываю в миг пересохшие губы, бесит.

– Напишите в своей бумажке, что я просто забыла ингалятор, что, разве трудно это сделать? – смотрю на него с вызовом. Понимаю, что он прав, но признаваться в этом даже самой себе каждый раз тяжело.

– Нет, не трудно, но я все-таки еще раз попробую тебе объяснить, чем грозит тебе следующий такой приступ, – он перевел дыхание, чтобы продолжить.

– Не утруждайтесь, я и без ваших объяснений все знаю, – встаю с места, – если это все, то я пойду, я уже устала от нашего с вами общения.

Черт. Я истинное дитя детдома: хамка, грубиянка и бессовестная хабалка. Так о нас все думают? Вот именно сейчас мне и захотелось быть такой, потому что достало все.

Краем глаза замечаю, что врач сидит в полном недоумении от моего поведения, но я уже не могу остановиться и повернуть назад, слишком все болит от пережитого внутри. Мне хочется остаться одной, переварить все это в тишине, в пустоте и в самой себе.