Только хорошие индейцы - [14]

Она права.

Остановившись поприветствовать Харли и сказать ему, что Элдон работает вместо его хозяина в утреннюю смену, Льюис снова тащит в гостиную высокую алюминиевую лестницу от торца дома.

– Она стояла здесь, – говорит Пита и ставит лестницу почти прямо под вентилятором.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает Льюис.

Она поворачивается в другую сторону, широко расставляет ноги и наклоняет лестницу так, что красная верхушка из пластика точно совпадает с вмятиной в стене на противоположной стороне гостиной.

– Ох, – говорит Льюис. – Как ты думаешь, нам вернут залог?

– Ты переоцениваешь важность гарантийных залогов, – отвечает Пита совсем как настоящая индианка.

– Погоди, – говорит ей Льюис и идет в гараж, потом возвращается обратно с мешком для мусора из морозильника. Этот мешок сменил вместе с ними шесть арендованных домов и один так и не отремонтированный до конца подвал.

Возможно, от него будет плохо пахнуть. А может, и нет.

– Он до сих пор у нас? – удивляется Пита.

Льюис пытается открыть мешок, но это больше похоже на попытку развернуть тамале[13] из пластика, такой мешок старый. И у него щемит сердце, так как внутри лежит шкура, которую он обещал той молодой вапити когда-нибудь использовать, чтобы все, что она вытерпела, не было напрасным.

Он рассказывал Пите, что тогда шел густой снег, а она была похожа на взрослую самку, а не на подростка. Что он бы никогда не нажал на курок, если бы хорошо ее рассмотрел.

Не совсем ложь. Просто не вся правда.

Льюис отбрасывает воспоминание и возвращается к тому, что сейчас делает: воссоздает место преступления? Нет. Скорее воспроизводит тот несчастный случай. На этот раз с помощью реквизита.

– Она еще?.. – спрашивает Пита, глядя на плотный узел из скатанной шкуры оленихи, все еще покрытой шерстью.

Льюис пожимает плечами, он не знает, целая она одним куском или же начала крошиться. В ней много надрезов и дыр, потому что, во‐первых, он не мастер свежевать животных, а во‐вторых – тот купленный в фактории нож, которым он тогда работал, затупился минуты через три.

Следует ли дать шкуре оттаять перед тем, как ее разворачивать? Сгодится ли для этого микроволновка? И сможет ли он потом есть разогретые в ней продукты?

– Я просто… – произносит он и торжественно кладет шкуру в середину фигуры из упаковочной ленты. Она похожа на толстый, волосатый буррито, и Льюису приходится сосредоточиться, чтобы удержаться от кашля, потому что кашель может вызвать у него рвоту, а ему не хочется оскорбить ее память.

– Вероятно, этого достаточно, – говорит Пита, откидываясь на спинку и обводя взглядом шкуру, ленту, всю эту сцену.

– Ну, тогда… – Льюис ставит одну ногу на нижнюю перекладину лестницы и берется одной рукой за другую перекладину, выше.

– Вентилятор вращается с той же скоростью? – спрашивает она.

– Я с ним ничего не делал, – отвечает он. – А ты?

Она отрицательно качает головой и кивает ему: давай, я буду смотреть.

– Я стоял на этой ступеньке, – рассказывает он, поднимает руку и касается той перекладины, на которой стояла его нога, а потом лезет выше.

Он ждет, когда вращающиеся лопасти вентилятора снова окажутся на уровне его груди, а потом смотрит сквозь них вниз. На Питу на диване. На мертвую вапити из липкой ленты и волосатый буррито вместо живота.

– Может, дело в освещении, – говорит Пита, слезает с дивана и отходит на край гостиной, где стояла тогда, когда Льюис начал свое медленное падение.

– Я отбрасываю тень? – кричит она ему снизу. Она включает за спиной свет в прихожей, потом выключает его, не двигаясь с места.

– У тебя в руке был пакет, – говорит ей Льюис, по-прежнему надеясь, что это может сработать, что произошедшему можно найти какое-нибудь объяснение.

– Ладно… – откликается она. Пита, кажется, не очень поверила в возможность что-то изменить с помощью пакета, но все равно идет на кухню, чтобы его отыскать.

Пока ее нет, Льюис смотрит поверх вентилятора на вмятину, оставленную лестницей в стене гостиной. Новая рана в этом доме.

Там что-то мелькает, подобно остаточному изображению на экране, оставшемуся после кадра, которое пытается прокрасться незамеченным. Он на девяносто процентов уверен, что видит на стене тень человека. Слабую тень, мелькнувшую всего на одну секунду.

Женщина с головой, не похожей на голову человека.

Она слишком тяжелая, слишком длинная.

Когда она поворачивается и смотрит на него своими широко расставленными глазами, он поднимает руку, чтобы заслониться от нее, спрятаться, но уже слишком поздно. Уже десять лет как поздно. С тех пор, как он нажал на тот курок.

Среда

Что будит его на следующее утро… баскетбол? Дриблинг?[14]

Льюис скатывается с кровати, натягивает треники, лежащие ближе других, ему приходится придерживать их левой рукой во время спуска по лестнице – сушильная машина съела продетый в них шнурок, еще когда они были совершенно новыми.

Кто-то определенно ведет баскетбольный мяч по подъездной дорожке.

Льюис выходит из кухни в гараж, спрашивает у Харли:

– Кто это, малыш?

Харли один раз ударяет хвостом по спальному мешку с картинками из «Звездных войн», на большее у него нет сил.

Может быть, соседский мальчишка? Может, прежние обитатели дома разрешали всем ребятам с этой улицы приходить в любое время и побросать мяч в кольцо?