Только для девочек - [26]

Обстановка, действительно, очень переменилась — впервые в жизни я ехал в международном вагоне. В этом вагоне купе на двоих, одна полка сверху, а другая снизу, а напротив есть еще кресло, в котором можно сидеть, и еще на каждые два купе есть умывальник с душем. Мне очень хотелось попробовать, как действует этот душ, но бабушка не позволила. Она сказала, что этим душем в дороге никто не пользуется. Тогда вообще непонятно, для чего он сделан.

В подарок за границу дедушка и бабушка накупили всяких глиняных горшков с цветными узорами. Чемоданы наши были такими тяжелыми, что даже дедушка, а он очень сильный человек, еле их поднимал.

А я с собой взял только коробку из-под обуви, перевязанную шпагатом и запечатанную пятью печатями. Эту коробку мне дал Толя Шевченко — он живет со мной в одном доме и учится в одном классе Толя попросил передать ее Аннуше Прадовой.

— А что в ней? — спросил я, рассматривая печати. Они были поставлены юбилейным рублем.

— Сюрприз, — ответил Толя.

— Что в этом сюрпризе?

— Сюрприз — это подарок, — сказал Толя. — Но такой, что никто не знает — что в этом подарке.

Еще в начале учебного года в нашу школу пришло письмо из Чехословакии, от Аннуши Правовой. Она писала, что учится в четвертом классе, изучает русский язык и хотела бы переписываться с лучшим учеником из четвертого класса. В нашем классе лучший ученик Толя Шевченко, поэтому он стал писать письма Аннуше сначала раз в месяц, а потом раз в неделю и даже чаще, и теперь у него всегда есть марки для обмена на монеты, на царские бумажные деньги или еще на что-нибудь такое же ценное.

Перед отъездом бабушка подозрительно посмотрела на коробку, потрогала пальцем печати и спросила:

— Что это ты везешь?

— Сюрприз.

— Какой сюрприз?

— Не знаю. Это такой подарок, что никто не знает, что там.

— За границу нельзя возить сюрпризов, — сказала бабушка.

— Почему?

— Будет таможенный осмотр. И таможенники могут проверить, что в коробке.

— А зачем они проверяют?

— Мало ли что… А вдруг в этой коробке оружие… Я не первый год знаю Толю Шевченко. Он ни за что не стал бы класть в коробку оружие. Прежде всего, потому, что у него никакого оружия нет. Ну, может, рогатка. Но у него на рогатке ниппельная резина, он из нее не дает никому даже пострелять, так что он ни за что не подарил бы ее Аннуше, с которой он даже ни разу не виделся.

Поэтому я сказал, что в коробке ничего такого нет и быть не может. Дедушка тоже сказал, что ничего страшного, пусть я везу, что хочу. И с таможенниками пусть я тоже сам разговариваю.

Чоп — это станция, на которой заканчивается Советский Союз. Тут по нашему вагону прошел железнодорожник. Он сдвинул коврики в некоторых купе и повынимал огромные болты. Этими болтами вагон прикрепляется к осям с колесами. Потом громадные домкраты подняли весь наш поезд на большую высоту — может, на метр или даже больше. Затем из-под нас выкатили все колеса и вкатили другие, с более узкой колеей. В Чехословакии на железных дорогах рельсы уже, чем у нас.

Все это смотреть было очень интересно, но я все время волновался из-за таможенников. Особенно, когда по вагону прошли самые настоящие пограничники в зеленых фуражках. Но они не осматривали, кто что везет, а только проверили у всех паспорта. В каждом паспорте они смотрели на фотографию, а потом на лицо человека. А я всегда удивлялся, для чего на паспортах фотографии. Теперь я понимаю, для чего.

А потом поезд тронулся, но таможенники к нам не заходили. Я спросил у дедушки, почему таможенники не осматривают наших вещей. Дедушка ответил, что они не всегда и не все осматривают. Тогда я вышел в коридор и спросил у Анны Федоровны — нашей проводницы — были ли в нашем вагоне таможенники.

— Были, — сказала она. — Как же ты их не заметил? Они и в ваше купе заглядывали. Помнишь, еще спросили, ваши ли это вещи.

К нам, действительно, заглянул какой-то человек, но ни я, ни дедушка, ни бабушка даже не догадались, что это и был таможенник.

— Ничего, — сказала бабушка, — нас еще будут проверять чехословацкие таможенники.

Раньше коробка лежала со всеми вещами на полке, а теперь я ее переставил на столик, чтоб она была на виду. Мне все-таки было очень интересно узнать, что в ней, и если бы таможенники ее открыли, так и я мог бы посмотреть. И я так волновался, что уснул. А когда я проснулся, то мы уже ехали по Чехословакии. И бабушка с сожалением сказала, что чешские таможенники вообще не приходили. Ей, наверное, тоже очень хотелось узнать, что это за сюрприз.

Теперь стало очень модно провожать и встречать. По телевизору и в киножурналах каждый день показывают, как кого-нибудь провожают или встречают. Провожали нас обыкновенно, а встречали совсем как по телевизору, — на перроне стояло много людей, некоторые были с цветами, все по очереди стали целоваться с дедушкой и бабушкой, здоровенный дяденька, чешский писатель Иосиф Конечны, — я его знаю, он был у нас в Киеве и потом написал о дедушке в своем журнале, — изо всей силы хлопал дедушку по спине, а дедушка в ответ хлопал его, они все целовались и хлопали друг друга, а мне по-прежнему хотелось пить. Когда мы только подъезжали, я заметил на перроне такой киоск, в котором продают конфеты, мороженое, колбасу и сигареты. Пока они целовались, я пошел к киоску и сказал продавщице, чтобы она мне налила стакан пива. В Киеве дедушка часто говорил, что в Праге замечательное пиво. Продавщица очень удивилась и сказала, что детям пива нельзя… Я ее хорошо понял. Тогда я попросил воды. Она меня тоже хорошо поняла, открыла бутылку и налила мне стакан лимонада. Лимонад у них совсем такой, как у нас ситро, только в нем меньше сахара, и поэтому он кажется кислым… Я выпил стакан лимонада и попросил еще один. Продавщица удивилась, куда в меня помещается столько жидкости, потому что я по росту предпоследний в классе и очень худой, но все-таки налила мне еще один стакан… Я снова залпом выпил лимонад и заметил, что в бутылке еще немножко осталось. Я попросил еще. Продавщица налила в стакан остатки, получилось еще почти полстакана лимонада, который я тоже выпил.