Только б жила Россия - [6]
— Не иначе артиллеров. Конных она в упор не видит!
С тем и распрощались. Драгунское капральство ждал чай, артиллеры побрели к мишени, притулившейся невдалеке.
Савоська шел, понурив голову. Что-то вроде б надломилось в нем после россказней косенького драгуна, какая-то незримая ось, и померк день в очах, и по спине загулял ознобом хлесткий осенний ветер… Господи, боже мой! Щелкал цифирь как орехи, ничегошеньки не видел вокруг и не хотел видеть… А оно — вот оно! Старый-то барин скоро в тенек усмыкнется, под могильную плиту. Именьишко скудное, полста захудалых дворов, раздербанить его шестерым отпрыскам господским — раз плюнуть… Что с нашими-то будет: с маманькой, батей, брательником, с дядей Ермолаем? Куда их? Подобно гривастым и рогатым — на живые торги?
Не обрадовала его и пушка, наконец выведенная сержантом через мост. Пока другие новобранцы со всех ног рысили навстречу, обступив, гладили ствол, ощупывали высокие колеса, — можаец потерянно топтался в стороне, безучастный ко всему…
— Братцы, да никак ядра? Они, всамделишные! — завопил Макар Журавушкин, вспрыгнув на телегу, подъехавшую вслед за орудием. — Только мало почему-то…
— Научись всаживать без промаха! — ответил Филатыч. — Мне сперва хотели репу всучить, на манер кожуховских игр стародавних. Нет, говорю, бой так бой. О том и господин капитан не единожды указывал!
— Школьный, что ли? — простовато осведомился Пашка Еремеев.
— Бомбардирский капитан, чудак-человек!
— А-а-а!
— Ну, делу время, потехе час. И так припоздали немыслимо. Павел и ты, Гаврила-мученик, отнесите мишень шагов на двести, для первого разу. Остальные ко мне! — И Савоське, мимоходом: — Чего ежишься, не захворал?
— Вроде б нет, — разлепил тот губы.
Пушку сняли с передка, развернули в поле. Сержант, с помощью нескольких школяров, принялся наводить.
— Чуток выше, теперь немного вбок… Заряжай! Да банником, банником пройдись поначалу. Севастьян, подсоби. Крепче, небось не с девками на посиделках… А ты, Макар, подай сюда картуз. Чего ты мне свою шапку тычешь? Сказано — пороховой картуз! — Филатыч в нетерпении поднял голову, огляделся, встопорщил усы. — Титов, окостенел, что ли? Я тебя загоню за Можай с такой работой!
— Ему то и надо, во сне видит, — гоготнул подоспевший Ганька Лушнев.
— Ядро и пыж на месте, прибили хорошо? Пали!
Пушка рявкнула свирепо, до боли в перепонках, откатилась. Филатыч остро глянул из-под руки.
— Недолет. Ну-ка, повысим прицел!
Второе ядро упало за мишенью, вскинув черным кустом грязь.
— Перелет… Ну а теперь дели надвое, в том и суть канонирской пристрелки. — Он поколдовал над пушкой, скомандовал: — Пали! — И сдержанно-радостно: — В самый чок… ногами вверх!
Мишень опрокинулась, подбитая третьим ядром.
— Отдохнем, братцы, и покумекаем, что к чему! — объявил сержант. — В орудии, любом, три части: казенная с «виноградом», то бишь хвостовиком, вертлюжная — срединная, ею на лафете ствол держится, дульная с мушкой, по коей выравнивается прицельный снарядец… Просто? Просто, да не очень!
Любознательный Макарка прикоснулся пальцем к стволу, заплясал от ожога.
— Не ходи босиком — бабуля своенравная! — захохотал преображенец. — Эх, ребята, скоро подъедут медножерлые с-под Нарвы, не такой гром сотворим. Швед помог, спасибо ему великое.
— Ты… в своем уме, старшой, при войне-то? — загомонили школяры. — Как же так?
— Палили в нас, ха-ха, теперь будут жарить по своим!
— А-а-а, — зрела догадка на широком, в конопинах, лице Павла Еремеева. — Трох… трохфей?
— Во-во, голосистые, новой инвенции… — Филатыч свел брови. — Чтоб к приезду господина бомбардир-капитана усвоили все назубок. Не осрамите старого «потешного»!
— Счастливец ты, сержант, — задумчиво молвил кто-то. — И под Орешком погеройствовал, и под Юрьевом-Дерптом.
— Не плачь, кума. Готовь тесто, гости у ворот.
Савоська — пока шел разговор — не проронил ни слова.
3
Неугомон-преображенец подкидывал одну головоломку за другой. Как-то, в начале студня-месяца, под вечер, он вошел, неся в левой руке громадную суму на крепкой застежке, в правой — алебарду. Прислонив ее к стене, с непроницаемым видом раскрыл суму, вынул медную, с коротким стволом, штуковину. И весело:
— Угадайте, что такое.
Молодые артиллеры ворочали диковину так и сяк, скребли в затылках. Ружье? Но больно емкое дуло, запросто просунешь кулак. Может, игрушечная пушка, слепленная мастерами-кудесниками на литейном дворе? Но, в таком разе, где у ней колеса, где лафет? А вот замок подобен фузейному, с курком, огнивом и полкой, и приклад вполне такой же, выточенный из дуба.
— Ну, кто смел? Нету? — спросил сержант. — Ручная мортирца — да будет вам известно. Коронное бомбардирское вооруженье. А вот и гостинец, коим она стреляет!
Перед школярами появилась фунтовая граната.
— Павел, а ну прикинь, как бы ты с ней управлялся во время воинской потребы?
— Раз плюнуть! — Пашка-женатик упер приклад в плечо, нажал спуск.
— И долго ты ее так удержишь, если спереди враг напирает — волна за волной?
— О подсошке забыл… — отчужденно пробормотал Савоська.
Сержант с нескрываемым изумленьем обернулся к нему, покачал головой.
— Верно! И глазаст же ты, парнище. Одно плохо — ненастен последние дни. Ай обидел кто?
Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.
Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.
Аннотация издательства: Герой Первой Мировой войны, командующий 2-ой армией А.В.Самсонов погиб в самом начале войны, после того, как его войска, совершив знаменитый прорыв в Восточную Пруссию, оказались в окружении. На основе исторических материалов воссоздана полная картина трагедии. Германия планировала нанести Франции быстрый сокрушительный удар, заставив ее капитулировать, а затем всеми силами обрушиться на Россию. Этот замысел сорвало русское командование, осуществив маневр в Восточной Пруссии. Генерал Самсонов и его армия пошли на самопожертвование.
Италия на рубеже XV–XVI веков. Эпоха Возрождения. Судьба великого флорентийского живописца, скульптора и ученого Леонардо да Винчи была не менее невероятна и загадочна, чем сами произведения и проекты, которые он завещал человечеству. В книге Дмитрия Мережковского делается попытка ответить на некоторые вопросы, связанные с личностью Леонардо. Какую власть над душой художника имела Джоконда? Почему великий Микеланджело так сильно ненавидел автора «Тайной вечери»? Правда ли, что Леонардо был еретиком и безбожником, который посредством математики и черной магии сумел проникнуть в самые сокровенные тайны природы? Целая вереница колоритных исторических персонажей появляется на страницах романа: яростный проповедник Савонарола и распутный римский папа Александр Борджа, мудрый и безжалостный политик Никколо Макиавелли и блистательный французский король Франциск I.
4833 год от Р. Х. С.-Петербург. Перемещение в Прошлое стало обыденным делом. Группа второкурсников направлена в Петербург 1833 года на первую практику. Троицу объединяет тайный заговор. В тот год в непрерывном течении Времени возникла дискретная пауза, в течение которой можно влиять на исторические события и судьбы людей. Она получила название «Файф-о-клок сатаны», или «Дьявольский полдник». Пьеса стала финалистом 9-го Международного конкурса современной драматургии «Время драмы, 2016, лето».
В повести Александры Усовой «Маленький гончар из Афин» рассказывается о жизни рабов и ремесленников в древней Греции в V веке до н. э., незадолго до начала Пелопоннесской войныВ центре повести приключения маленького гончара Архила, его тяжелая жизнь в гончарной мастерской.Наравне с вымышленными героями в повести изображены знаменитые ваятели Фидий, Алкамен и Агоракрит.Повесть заканчивается описанием Олимпийских игр, происходивших в Олимпии.