Толкиен. Мир чудотворца - [31]
То был барлог, увлекший Гэндальфа в черную бездну Мории, к ужасу его спутников (барлог столь же непостижим, как и осьминогоподобная тварь, схватившая за ногу Фродо), — одно из самых омерзительных чудовищ в бестиарии Толкиена. Эти проклятые чудища обречены вечно скитаться в глубоких подземельях, угрожая бедным путникам. То было последнее грозное явление в первой книге «Властелина Колец». Хотя для отважных братьев по Кольцу напасти на этом не заканчиваются.
В начале 2–го тома Арагорн, Леголас и Гимли осматривают убитых орков.
«Среди мертвецов простерлись четыре крупных гоблина — смуглые, косоглазые, толстоногие, большерукие».
Гоблины служили Саруману, предавшему не только Гэндальфа, но и самого Черного Властелина. Со временем братья поймут, что птицы шпионили за ними с самого начала. Как позднее объяснил хоббитам онт Брегалад, ему тоже не раз случалось сталкиваться с птицами:
«Я люблю птиц, хоть они и болтушки, а уж ягод им хватало с избытком. Однако птицы почему–то стали грубые, злые и жадные, они терзали деревья, отклевывали грозди и разбрасывали никому не нужные ягоды. Явились орки с топорами и срубили мои рябины».
Вот уж, действительно, прямо как у Хичкока: там, где объявились птицы, непременно жди беды. К счастью, после всех мытарств Гэндальф, восставший из бездны, встречается со Светозаром: «Теперь поскачем вместе и уж более не разлучимся до конца дней!»
Таким вот чудесным образом складываются отношения у мага с животным. Они, в конце концов, становятся единым целым: резвый и умный скакун вполне под стать своему хозяину — мудрому и доброму волшебнику.
Между тем Сэм и Фродо, предоставленные самим себе, встречают коварного Горлума, который может запросто уложить их одной лапищей и даже проглотить. Но не тут–то было — чудище вмиг становится как шелковое. При этом оно кажется жалким и омерзительно угодливым, потому что мысль о заветном «сокровище» сводит его с ума, хотя говорить о себе оно будет от третьего лица, впрочем, как обычно:
«Не надо нас обижать! Не позволяй им нас обижать, прелесть! Они ведь нас не обидят, маленькие добренькие хоббитцы?»
Укрощенный Горлум, заметив, что к нему прониклись доверием и воспринимают его всерьез, начинает вести себя по–другому:
«С этой минуты… шипеть и хныкать он стал реже и обращался к спутникам, а не к себе и своей прелести… он был приветлив и жалко угодлив».
Второе важное событие в жизни Горлума (после убийства Деагорла, который был ему единственным другом) случилось чуть погодя. Вернувшись к двум спящим хоббитам, он «бережно коснулся колена Фродо — так бережно, словно погладил». При этом Толкиен замечает:
«Если бы спящие могли его видеть, в этот миг он показался бы им старым–престарым хоббитом, который заждался смерти, потерял всех друзей и близких и едва–едва помнил свежие луга и звонкие ручьи своей юности, — измученным, жалким, несчастным старцем».
Но после перепалки с Сэмом, и во сне державшим ухо востро, Горлум снова сделался похожим на паука: «Невозвратный миг прошел, словно его и не было».
Горлум заведет хоббитов прямиком в логово Шелоб, к которой мы вернемся в другой главе. Сейчас же напомним про нее лишь то, что «все живое было ее еще не съеденной пищей и тьма была ее блевотиной».
Столь ужасающая прожорливость паучихи служит очевидной метафорой хищности и жадности, обуявших наше жестокое время — время массовой резни и массового же потребления, и вместе с тем очень напоминает следующие строки Рауля Ванейгема:
«Экономике, изменившей мир до неузнаваемости, остается лишь подсчитывать колоссальные потери. Изуродованная, опустошенная природа превратилась в хранилище отбросов — удобоваримую пищу для той же самой экономики. А пожирает она все без разбору — и, в конце концов, сожрет самое себя».
И в «Сильмариллионе» тоже сказано, что Унголиант, прародительница Шелоб, точно так же сожрала сама себя. Ужас, исходящий от паучихи, навеян страхом, который внушали Толкиену человеческая хищность и жадность.
Именно эти пороки руководят Сауроном, а задолго до него был им подвластен Мелкор, возжелавший превзойти своего повелителя и владыку Илуватара.
Но уже не раз упоминавшийся союз человека с конем примиряет нас с миром зверей. Гэндальф, как мы помним, седлает Светозара, а Теоден — Белогрива:
«Белогрив летел далеко впереди. Грозно сиял лик Теодена: видно, в нем возгорелась неистовая отвага предков, и на белом своем коне он был подобен древнему небожителю, великому Ороме в битве Валар с Морготом, на ранней заре Средиземья».
В этих строках Теоден преображается в берсерка(53), неустрашимого, безудержного, упивающегося своей несокрушимой силой и волей. Верхом на неотразимом, стремительном скакуне Теоден с размаху рассекает до седла черного знаменосца. Но тут
«Белогрив в ужасе вздыбился, высоко вскинув копыта, протяжно заржал и рухнул на бок, сраженный черным дротиком. Рухнул — и придавил конунга».
И вдруг появляется еще одно страшилище:
«Тяжелой тучей сверху надвинулась тень. О диво! Это была крылатая тварь: птица не птица — чересчур велика и голая, с огромными когтистыми перепончатыми крыльями; гнилой смрад испускала она».
Талантливый драматург, романист, эссеист и поэт Оскар Уайльд был блестящим собеседником, о чем свидетельствовали многие его современники, и обладал неподражаемым чувством юмора, которое не изменило ему даже в самый тяжелый период жизни, когда он оказался в тюрьме. Мерлин Холланд, внук и биограф Уайльда, воссоздает стиль общения своего гениального деда так убедительно, как если бы побеседовал с ним на самом деле. С предисловием актера, режиссера и писателя Саймона Кэллоу, командора ордена Британской империи.* * * «Жизнь Оскара Уайльда имеет все признаки фейерверка: сначала возбужденное ожидание, затем эффектное шоу, потом оглушительный взрыв, падение — и тишина.
Проза И. А. Бунина представлена в монографии как художественно-философское единство. Исследуются онтология и аксиология бунинского мира. Произведения художника рассматриваются в диалогах с русской классикой, в многообразии жанровых и повествовательных стратегий. Книга предназначена для научного гуманитарного сообщества и для всех, интересующихся творчеством И. А. Бунина и русской литературой.
Владимир Сорокин — один из самых ярких представителей русского постмодернизма, тексты которого часто вызывают бурную читательскую и критическую реакцию из-за обилия обеденной лексики, сцен секса и насилия. В своей монографии немецкий русист Дирк Уффельманн впервые анализирует все основные произведения Владимира Сорокина — от «Очереди» и «Романа» до «Метели» и «Теллурии». Автор показывает, как, черпая сюжеты из русской классики XIX века и соцреализма, обращаясь к популярной культуре и националистической риторике, Сорокин остается верен установке на расщепление чужих дискурсов.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В новую книгу волгоградского литератора вошли заметки о членах местного Союза писателей и повесть «Детский портрет на фоне счастливых и грустных времён», в которой рассказывается о том, как литература формирует чувственный мир ребенка. Книга адресована широкому кругу читателей.