Тогда, в Багио - [18]

Вооружившись морским биноклем, журналист начал наблюдать за поведением Брумеля. И вскоре лицо его озарилось удовлетворенной улыбкой первооткрывателя. Он «понял, в чем все дело». В магии, в гипнозе! Конечно же в гипнозе. Вот дословно, что написал на страницах журнала «Лайф» корреспондент:

«Я видел своими глазами, как перед началом соревнований Брумель подходил к своим соперникам и с силой пожимал их руки. Мне стало ясно, что этот рецепт входит в систему подготовки советского спортсмена к соревнованиям на американской земле и что таким образом он психически нокаутирует их».

Появилось несколько фельетонов по поводу этого умозаключения журнала «Лайф», однако попытки объяснить успехи советских спортсменов некими психологическими и магнетическими свойствами их натуры делались и делаются по сей день.

Можно вспомнить обозревателя другого американского издания, который заявил о том, что силой гипнотического воздействия на противника обладает и советский шахматист Михаил Таль. Только благодаря этому и удаются Михаилу Талю ошеломляющие и рискованные комбинации. Между прочим, в роли комментатора выступал некий гроссмейстер, пострадавший от Таля. Он немало удивился, найдя спустя несколько дней после партии в спокойной домашней обстановке опровержение головоломной талевской комбинации. И после этого поспешил в редакцию газеты, в которой написал, что не обнаружил за доской комбинации Таля только лишь потому, что был загипнотизирован партнером.

«Когда Таль, как хищная птица, кружил около столика, я своими плечами, затылком чувствовал, сколько весит его взгляд. Большим усилием воли заставлял себя возвращаться к партии, но считать далеко не мог. Я понял, что на этот раз я обречен, но если мне падет жребий когда-нибудь еще встретиться с Талем, я, без сомнения, что-то предприму, чтобы ослабить его воздействие». После этого потерпевший играл с Талем только в матовых очках. Теперь эти партии вызывали особый интерес. Гроссмейстер проиграл и в очках. К следующей встрече он заказал черные-черные очки и снова расписался на бланке под словом «сдаюсь».

Во всех этих рассуждениях есть много от сенсации, от игры воображения, от желания заинтриговать читателя.

И все же разве не существуют на самом деле сильные личности? Разве не знакомят нас с ними шахматы? Тот же Карпов. Это, без сомнения, сильная личность, а сильная личность всегда оказывает определенное воздействие на окружающих, иначе она бы не была сильной личностью.

Газеты писали о заявлении Корчного: «Я не боюсь Карпова, я вообще никого и ничего не боюсь, кроме зубных врачей».

Оно было повторено несколько раз.

Мне кажется любопытным комментарий советского психолога Ирины Павловны Пушкиной:

— Человек, который действительно ничего не боится, предпочитает не распространяться на этот счет. Лишь тот, кто опасается противника, будет стараться убедить других и себя в первую очередь, что тот ему не страшен, и будет много говорить об этом. Таков закон.

Советская делегация сделала все, чтобы выпады Корчного не доходили до сердца Карпова. Между Карповым и Корчным невидимый, но очень прочный барьер. Карпов, прождав минуты две и не дождавшись хода претендента, возвращается в свою комнату и, открыв книгу, ждет, когда его пригласят на сцену. Проходит шесть минут, восемь, девять. Судьи, посоветовавшись, обращаются к зрителям с просьбой освободить первые восемь рядов.

Итак, зрителей переселяют за восьмой ряд. Корчной терпеливо ждет окончания процедуры. Сидит в кресле, закинув ногу за ногу, и изображает полнейшую невозмутимость, и только правая ладонь по-прежнему нервически барабанит по подлокотнику кресла. Но вот, последний раз бросив взгляд в партер, Корчной решительным шагом подходит к столику и делает первый ход.

В пресс-центре слышен передаваемый демонстративно громко репортаж манильского журналиста:

— Теперь, когда красному парапсихологу не удается облучать своими атомными взглядами Корчного, тот, очевидно, покажет сегодня все, на что способен, тем более что играет белыми. Нас ждет интересная партия.

ГЛАВА VII

Когда-то «Морнинг пост» (была в Англии такая преждевременно состарившаяся и мирно почившая газета) писала: «Если англичанину не остается гордиться ничем другим, он гордится своим воспитанием».

Это было сказано не так давно. Но с другой стороны, кажется, что очень давно. Ибо афоризм уже успели позабыть. Некоторые.

Сюда бы, в этот пресс-центр, наиболее верных ревнителей и хранителей английских традиций и манер… посидели хотя бы пять минут в то время, когда появлялся один шустрый — из молодых — их соотечественник-гроссмейстер. Убежден, что такого им никогда не приходилось ни видеть, ни слышать.

Ведет себя «гросс» так, будто в этом дворце он один умеет играть в шахматы. Ходы черных, приносимые сверху, из зала, комментирует развязно: «Ну кто же так играет? Надо больше читать учебники. Все, партия черных разваливается». Подходя к доске, на которой рассматриваются варианты, предлагает свой план за белых, после которого «черным надо сдаваться, делать больше нечего». Доводы оппонентов выслушивает со снисходительной улыбкой. Но когда чувствует, что его собственные разбиваются, горячится, повышает голос.