Тогда ты молчал - [83]

— Можно курить?

— Конечно, — сказала Мона и пододвинула ей пепельницу.

Клаудиа Джианфранко вынула из своей сумочки серебряный футляр, открыла его и протянула Моне. Та, пораженная непривычной для этих мест вежливостью, взяла из футляра сигарету и прикурила от поднесенной Клаудией зажигалки.

— Ваш муж, я имею в виду — ваш бывший муж… — начала Мона.

— Мы развелись год назад, — перебила ее женщина.

— И как шли дела у вашего мужа потом?

— Плохо. Он не хотел развода. Мне тоже было его очень жалко, но такова жизнь, не так ли?

Клаудиа Джианфранко посмотрела на Мону таким взглядом, словно в комнате не было двух мужчин. Мона непроизвольно улыбнулась.

— Насколько плохо? — продолжала задавать вопросы Мона.

— Ну… Так плохо, что ему пришлось лечиться.

— Вы имеете в виду, что ему пришлось пройти курс психотерапии?

— Да, правильно. Он считал, что это было необходимо.

— А вы так не считали?

— Я, честно говоря, не воспринимаю такие вещи всерьез. Взрослый человек должен уметь сам решать свои проблемы. Я считаю, что именно это и делает его взрослым.

— Ну это как посмотреть, — сказала Мона, удивленная таким решительным заявлением Клаудии.

— Это так и есть, — заявила женщина таким тоном, будто ей уже часто приходилось вести подобную дискуссию и она считала эту тему несколько скучноватой.

— Фабиан Плессен был первым психотерапевтом у вашего мужа?

— Нет, третьим. Первых двух он посещал у себя дома, в Цюрихе. Мне кажется, ему это нравилось.

— Что ему нравилось?

— Ну, ковыряться в своей душе. Постоянно заниматься собой и своими мелкими болячками, — улыбаясь, ответила женщина, и в этот раз ее презрение было уже явным.

Наступила короткая пауза.

— О’кей, — наконец произнесла Мона. — Мне сказали, что вы вчера обратились в комиссию по расследованию убийств.

— Да, правильно. Я говорила с одним господином…

— Фишером, — недовольно подсказал Фишер, явно оскорбленный тем, что она не запомнила его фамилию.

— Правильно, — сказала женщина, игнорируя недружелюбный тон Фишера. — Так вот, я говорила с господином Фишером и сказала ему, что я нашла своего мужа мертвым в этом пансионате.

— Вы нашли своего мужа мертвым и сразу же…

— Конечно же, нет, — перебила ее женщина, в этот раз в ее голосе звучало явное нетерпение. — Вы же сами знаете, как это бывает. Я имею в виду, что, конечно, это было ужасно. Сначала мне пришлось поставить в известность хозяина пансионата, затем он позвонил в полицию, а потом приехали эти люди из…

— Из отдела по расследованию причин смерти, — помогла ей Мона.

— Да, и мне пришлось выйти из комнаты и пойти в пустое соседнее помещение, просидеть там несколько часов на кровати, пока наконец не пришел один из этих людей и не ткнул мне под нос эти статьи, спрашивая, знаю ли я, зачем мой муж вырезал эти статьи. А потом я сказала ему, что он уже давно не мой муж, и…

Клаудиа Джианфранко замолчала. Ее глаза были сухими, но рука, державшая почти до конца выкуренную сигарету, дрожала.

— Не торопитесь, — мягко сказала Мона.

Поскольку она сидела рядом с коллегами, то не могла видеть лиц Фишера и Бергхаммера, но оба сидели тихо, как мыши, что, вообще-то, для них было не очень характерно, особенно для Фишера. Поэтому Моне было очень приятно видеть такое поведение коллег.

Женщина глубоко затянулась и погасила сигарету о пепельницу. Ее движения снова стали спокойными и уверенными.

— Извините, — произнесла она.

— Ничего, — сказала Мона. — Вы ведь попали в исключительную ситуацию. Вам не нужно стараться держать себя в руках. Просто сложилось так, что нам все же необходимо получить от вас кое-какую информацию.

— Да, конечно. Поэтому я здесь.

— Ничего, если мы продолжим?

— Мне уже лучше. Спрашивайте, пожалуйста. Паоло позвонил мне. Он был в отчаянии и просил меня приехать. Он не сказал, зачем, но я подумала, что мне следует это сделать. Он заявил, что я перед ним в долгу.

— О’кей. Наш коллега из отдела расследования сказал вам, чтобы вы обратились к нам?

— Да.

— Из-за статьи об убийстве Самуэля Плессена и Сони Мартинес, которая была у вашего мужа?

— Да. Паоло, мой бывший муж, вырезал из газеты эту статью. И еще несколько других на эту же тему.

— Когда вы видели вашего бывшего мужа в последний раз?

— Вы имеете в виду до позавчерашнего дня? Это было приблизительно… точно не помню, где-то с месяц назад. Он приехал в Цюрих вскоре после семинара у этого Плессена.

— И как прошла ваша последняя встреча?

— Он позвонил мне. Было уже довольно поздно, наверное, полдвенадцатого или двенадцать. Я уже лежала в постели. Зазвонил телефон, я взяла трубку, а он… Я услышала, как он плачет. Он рыдал так, что сначала даже не мог говорить.

— Это было сразу после семинара?

— Да. Он вернулся в Цюрих поездом и позвонил мне прямо с вокзала.

— И что он сказал?

— Он сказал, что не может сейчас возвращаться в пустую квартиру, что он просто этого не выдержит, и попросил разрешения, в порядке исключения, переночевать у меня. Я, конечно, была далеко не в восторге, но согласилась. Через четверть часа он уже стоял перед дверью, и я его еле узнала.

— Почему? — спросила Мона. — Что с ним случилось?

Клаудиа Джианфранко закурила еще одну сигарету и втянула дым, словно он давал ей живительную силу. Ее лицо стало бледнее, но она все еще держалась очень хорошо.