Тогда шумела листва [авторский сборник] - [7]
— Перепёлочка может улететь…
Мы с тревогой смотрели на птичку. Как мне помнится, даже Фингал не спускал с неё глаз. Она может вспомнить вольные перелески, гречишные поля за глубокими логами и тю-тю — полетела.
Мы так растерялись, что ни мне, ни дочери и в голову не пришло поманить:
— Тю-тю-тю.
Но вот перепёлка на крылышках, как на сереньких парашютиках, спустилась с подоконника и весело побежала по комнате, часто семеня ножками.
— Не улетела!
И на душе стало хорошо, словно нас коснулось дуновение ветерка — посланника пробуждённой, готовящейся к расцвету природы. А природы-то на огороде было всего столько, что всю её можно в хорошей охапке унести: шиповник да куст сирени. Мне показалось, что Фингал был тоже доволен. Он усиленно помахивал веером своего косматого хвоста, как будто ему дали или должны дать кусочек сахару или ломтик колбасы.
Вот как может радовать или огорчать даже маленькая птичка.
По случаю домашних признаков весны — выставленных рам и открытых окон — Леночка украсила шейку курочки красным бантиком.
Стояли те тёплые дни весны, когда кустарники и деревца начинают одеваться первой прозрачной зеленью. Такая прозрачная и, как пламень, буйная зелень вспыхнула в молодом, совсем недавно разбитом саду Театра оперы и балета.
В сумеречный час, прогуливаясь по дорожкам, мы услышали пение маленьких курочек. Перепёлки нашли в центре большого города зелень, защищённую от ветров высокими домами. Наверно, это были первые минуты их прилёта на родину.
Курочки пели…
— Празднуют своё прибытие на родину, — сказал я.
Лицо ребёнка розовело от волнения.
— О чём поют перепёлки? — спросила Леночка.
— Мы домой! Мы домой! — придумал я.
— Папа, пойдём домой.
Мы уходили, а перепёлки сочно пели одну очень короткую песню.
До самого дома Леночка не проронила ни слова — она была тревожно молчалива.
Вбежав в квартиру, она встретила меня на пороге. В глазах её стояло по одной росинке:
— Она улетела домой. Её позвали подруги: «Мы домой, мы домой!»
Я успокаивал Леночку:
— Наша квартира для неё была тёплым краем.
— А к зиме она опять прилетит к нам? Да? Прилетит?
На секунду задумалась и объявила свой категорический приказ, властное повеление детского сердца:
— Папа, не стреляй курочку с красным бантиком.
Выбежал Фингал и медленным, осторожным шагом, точно боясь кого-то спугнуть, направился мимо нас под одинокий куст сирени.
— Неужели?
Мы видим серенькую птичку, бегущую впереди Фингала… Нет, эта птичка не бежит, а прыгает. А прыгают воробьи. Умный пёс презрительно повернул голову в сторону: мол, экая невидаль, и не пошёл дальше.
— Ошибся!
Все мои друзья охотники, приходя ко мне потолковать о прошлых и завтрашних охотах, должны были отвечать на вопрос:
— Дядя, вы не встречали случайно перепёлочки с красным бантиком?
Глубокий вздох и просьба:
— Дядя, прошу вас, не стреляйте её!
Кажется, это было совсем недавно, когда на месте ныне разрастающегося сада Театра оперы и балета стояли первые малыши-кустики и тонкие, маленькие, словно игрушки, деревца. Время быстро бежит, а порою — летит, как птица.
И всё же хочется спросить:
— Ребята, может, вы где-нибудь видели маленькую птичку с красным бантиком?
