Тоётоми Хидэёси - [174]

Возможно, что, доживая свой век во дворце Фусими, Хидэёси, который постепенно отошел от государственных дел и которого перестала волновать даже японо-корейская война, находил утешение в пьесах театра Но. Некоторые стихи, написанные Хидэёси в то время, непосредственно касались сюжетов, навеянных содержанием этих пьес, или легко ассоциировались с ними.

Хидэёси страшно боялся наступающей старости, он стал болезненно мнительным и очень суеверным, хотя и верил в свое долголетие. В его стихах и личных письмах все чаще встречалось упоминание сосны (мацу) — дерева, являющегося в Японии символом долголетия. В письме, адресованном одному из своих лечащих врачей и близких друзей, Сэякуин Дзэнсо, Хидэёси поместил сочиненное им короткое стихотворение, где пытался выразить душевное состояние, в котором он пребывал, находясь в Нагоя, вдали от столицы и своего замка в Осака. Вот строки этого стихотворения:

Сосна и слива

принялись и сейчас цветут

в моем саду[630].

В некоторых пьесах театра Но сосна олицетворяла собой не только долголетие, но и стойкость в достижении намеченной цели. Слива первоначально тоже была символом долголетия, но чаще всего этим поэтическим образом выражались радость и веселье, связанные с церемонией вступления в брак, а также благополучие семейной жизни. Своим стихотворением, как считают некоторые исследователи эпистолярного наследия Хидэёси, в частности Адриана Боскаро, Хидэёси хотел сказать примерно следующее: «Я тверд и непоколебим в достижении своей цели, и в новой ситуации все мои домашние дела будут также в полном порядке. Как и прежде, я с надеждой смотрю в будущее, верю в свое долголетие, и ничего дурного со мной не должно случиться. Я буду продолжать наслаждаться всеми прелестями жизни»[631].

Любопытно, однако, что в японской поэзии слова «сосна» и «слива» часто стоят рядом со словом «бамбук». Их даже считают словами-братьями, поскольку они обычно находятся вместе. Хидэёси отбросил слово «бамбук» и тем самым как бы отлучил одного брата от двух других. Объясняется это, очевидно, тем, что бамбук символизирует не только, а возможно, и не столько долголетие, сколько вообще старость. Это-то как раз и не устраивало Хидэёси, который никак не хотел смириться с тем, что ему, как и всем смертным, придется испить чашу горестных чувств и беспомощности, приходящих вместе со старостью. О его более чем болезненной реакции на некоторые приметы надвигавшейся старости, например появление седых волос, свидетельствует содержание некоторых писем Хидэёси, относящихся к последним годам его жизни.[632]

В это время он еще не вполне осознал, что жизнь уже на исходе, и гнал прочь мысли о скорой смерти. Он не просто мечтает о долголетии, но убежден, что у него на роду написан долгий жизненный путь. И тем не менее за внешним благополучием, величием и великолепием все чаще и заметнее проступают следы физической усталости и умственной слабости, когда силы его постепенно угасают и он, может быть впервые за всю свою долгую жизнь, чувствует себя слабым и беспомощным.

В последние годы жизни Хидэёси становится особенно набожным и суеверным. Этот некогда могущественный и всесильный диктатор, которому при жизни поклонялись как богу, написал уже на смертном одре свое последнее стихотворение, в котором сравнил себя с простой капелькой росы, быстро тающей и исчезающей бесследно:

Я — как падающая капелька росы,

как росинка, что исчезает бесследно.

Даже замок в Осака —

Всего лишь сновидение[633].

Некоторые японские историки, рассматривая Хидэёси как личность и пытаясь раскрыть положительные черты его характера, стараются показать, что наиболее положительные свойства его натуры проявились именно в последние годы жизни. Пишут, в частности, о его нежных чувствах и большой доброте к родным и близким, особенно к больной матери, о необычайной его простоте и любви к домашней обстановке[634]. Нередко подчеркивают свойственную вспыльчивому характеру Хидэёси некоторую сентиментальность как проявление терпимости и чуть ли не внимательного и даже нежного отношения к людям, его окружавшим.

Однако сентиментальность и жестокость далеко не всегда являются взаимоисключающими свойствами человеческой натуры. Более того, они вполне уживаются. Именно таким, сентиментальным и жестоким, судя по всему, был Тоётоми Хидэёси, и в этом отношении он ничем не отличался ни от своего не менее жестокого предшественника Ода Нобунага, ни от других деспотов и диктаторов.

Что заботило Хидэёси в последние годы жизни больше всего? Как виделся ему мир без него?

Конечно, трудно, да, пожалуй, и невозможно знать все то, что ему пришлось передумать, когда он оставался наедине с собой и пытался представить, как будут развертываться события и возможно ли предотвратить их нежелательное развитие. Он, конечно, старался что-то предпринять в этом направлении. Но понимал ли он, что от него уже мало что зависело?

Из всего беспорядочного нагромождения мыслей больного, умирающего Хидэёси две выступают особенно рельефно. Прежде всего его беспокоила мысль о том, как бы надежнее увековечить себя, чтобы слава о нем и его делах пережила века, чтобы и после его смерти люди поклонялись ему как богу. С этим связана и вторая навязчивая идея — крайнее беспокойство по поводу того, как сложится судьба его единственного сына, позволят ли ему в полной мере осуществить права наследника и продолжить политику отца. Останется ли Хидэёси жить в доброй и вечной памяти народной, или имя его будет предано полному забвению? Сохранит ли за собой род Хидэёси положение правящего клана и по-прежнему ли будет вершить судьбами страны, определяя не только ее настоящее, но и грядущее?