Точка сложности. Как я работала в Facebook - [10]

Людей в нашей фирме было немного, и мы работали все свое свободное время. Дни плавно перетекали в ночи, а затем и в выходные. Часы в офисе сменялись часами у кого-нибудь дома или в «Старом Профи» — нашем любимом баре в центре Пало-Альто. Коллеги стали закадычными друзьями, а некоторые даже образовали «фейсбуковые парочки».

Ранний состав команды ощущал глубокую сплоченность — нечто подобное чувствуют все, кто упорно трудится бок о бок ради достижения одной общей цели. Конечно, я понимала, что все это ненадолго и однажды каждый пойдет собственным путем, но в тот момент это вызывало восторженный трепет. «Фейсбук» был нашей работой, нашей общностью, нашей личной жизнью — и жизнью вообще. И я любила его.

Мы гордились своей миссией и с гордостью носили «униформу» — фирменные шапки, футболки, кофты. До сих пор ни одна дизайнерская сумка, купленная в минуту моей шопоголической слабости, не собирает столько комплиментов от незнакомцев, сколько моя старая затертая сумка для ноутбука с логотипом «Фейсбука».

В Нью-Йорке все как один проводили жирную разделительную черту между карьерой и личной жизнью. В Калифорнии наша компания воспринималась как одна большая семья.

И все же мой путь вовсе не был усыпан розами. За первый год работы мне довелось столкнуться с двумя серьезными проблемами. Во-первых, в Нью-Йорке те, кто занимался бизнесом или маркетингом, играли главные роли. Но в Кремниевой долине к ним относились, как к надоедливым насекомым. Зато программистов на Западе чтили, точно рок-звезд или богов. Остальные были своего рода обслуживающим персоналом. Тому, кто не умел программировать, нужно было орать во всю глотку, чтобы его услышали.

Второй проблемой стало наше родство с Марком. Хоть я и работала до изнеможения и выкрасила «Фейсбук» в голубой цвет, все это не имело ровно никакого значения. Большинство сотрудников считало меня исключительно сестрой босса и полагало, что я работаю в компании лишь из родственной солидарности. Один из коллег почти год называл меня не иначе как «сестрой Цукера». Новые сотрудники частенько набивались ко мне в друзья, но тут же бросали свои попытки, как только узнавали, что я не имею на Марка никакого влияния.

Нельзя сказать, чтобы Марк пытался как-то облегчить мою участь. На первом собрании, где мы оказались вместе (это было спустя неделю после моего приема на работу), он на глазах у всех порвал в клочки мой отчет, который я передала ему. Несколько недель спустя он прошел насквозь через наш офис открытой планировки и поздоровался со всеми, кроме меня. Когда я позже спросила его, зачем он это сделал, Марк ответил: «Знаешь, честно говоря, я даже не задумался об этом. Наверное, я посчитал, что такое недружелюбное поведение покажет всем, что ты не пользуешься никакими особыми привилегиями».

Спасибо, братец.

Через несколько лет один из моих коллег очень точно охарактеризовал ту ситуацию.

— Знаешь, Рэнди, — сказал он, — уверен, что быть сестрой Марка очень полезно. Это открывает многие двери. Но я тебе не завидую. Женщины в мире высоких технологий должны быть вдвое круче коллег-мужчин, чтобы к ним относились как к равным. А тебе нужно быть круче втрое. И даже тогда люди все равно будут ставить твои успехи под сомнение.

Фамилия действительно открывала передо мной многие двери, и польза ее всегда перевешивала негативные аспекты. Но только открывать двери не слишком результативное занятие, если, конечно, не изменять ход вещей, входя в них.

Присоединившись к «Фейсбуку», я поняла, что впереди — долгий путь и большая черная тень. Меня могли и не оценить по заслугам. Тогда на всю оставшуюся жизнь мне пришлось бы остаться чьей-то там сестрой.

Когда я начала работать в «Фейсбуке», мне было двадцать три года. Выпустившись из Гарварда, я жила в Нью-Йорке и считала, будто знаю все на свете. На самом деле я была всего лишь ребенком и понятия не имела, как поставить себя на новом рабочем месте.

Час славы настал для меня в тот день, когда известный в технологических кругах блогер Роберт Скобл написал статью обо мне под названием «Первая сестра «Фейсбука»». От его внимания не ускользнуло ничто: там были подробности моего детства, рассказ об увлечении театром, музыкой, пением а капелла — и такое внимание мне очень понравилось. Я радовалась обретению собственного веса в Кремниевой долине, создавала пародийные музыкальные видео и загружала их на «Ютьюб», тем самым закрепив за собой репутацию человека, который с удовольствием выпивал коктейль (а может, и три) и хватал микрофон, чтобы спеть на каждом мероприятии, где только было возможно.

Моим ключевым хитом на корпоративах «Фейсбука» стала песня «Эванесенс» «Верни меня к жизни», которую я исполняла дуэтом со своим близким другом Крисом Келли. Наша рабочая группа «Суть Эванесенс» внесла значительный вклад в культурное развитие компании: мы победили в первом камерном конкурсе «Идол Фейсбука» — миниверсии «Идола Америки». При этом нашим девизом была фраза «У «Эванесенс» два хита, и мы поем оба».

В силу моего возраста и того, что в Кремниевой долине я была новичком, мое поведение не слишком вписалось в рамки местных культурных догм. Я относилась к коллегам не как к друзьям, семье или единомышленникам, а, скорее, как к товарищам по институтскому общежитию. Обманчивое чувство доверительной близости заставило меня расслабиться и поверить, что на работе можно вести себя так же, как в обычной жизни. Реальность расставила все по своим местам. Впечатление, которое я оказывала на окружающих, играло большую роль, а значит, раскрывать карты было неразумно.