Точка слома - [46]

После осмотра изуродованного трупа, Летов оглядел комнату. Около стола валялись крошки хлеба, на нем же близ граненого стакана была небольшая лужица воды. Столик около двери был сломан: на него явно кто-то упал, а на острых обломках досок уже красовались обрывки ткани – Летов попросил Кирвеса взять их в качестве вещдоков. Потом Горенштейн заметил торчащий из шифоньера манжет, открыл дверцу и увидел внутри небольшой бардак: аккуратно сложенные вещи лежали вперемешку со скомканными.

«Этот ваш лейтенант опрятным был?» – спросил Летов, аккуратно перебирая вещи.

-Даже очень – монотонно ответил Юлов. – Причесанный всегда, да с глажеными галифе.

Кобура была расстегнута и пистолета в ней, ясное дело, не было. Полная картина убийства вырисовывалась в голове Летова. Однако от мыслей его отвлекла кучка какого-то утрамбованного коричневого порошка, лежащая около стены.

«Яспер, возьмите обязательно с собой этот порошочек и проведите анализ, похоже, что это кирпичная пыль» – пробормотал Летов.

–Короче, не он его убил – заключил Летов.

-Почему?! – удивленно спросил Горенштейн.

-Да все просто – спокойно ответил Летов. – Смотри, удары нанесены спереди, а не сзади, как обычно. Глубина ударов небольшая, хотя плоть у убитого не такая уж и прочная. Потом, убийца явно порыскал на столе: видишь, крошки на полу и вода пролита. К тому же, он натырил вещей: в шкафу перевернуто все – там сложены вещи, а рядом скомканы. Кисть он отрубил не одним ударом. Не тот почерк, и украдено что-то. А наш убийца никогда ничего не крал и не искал, он просто приходил и убивал. Если бы он украл только пистолет, то я бы понял, но вот то, что он украл тут вещи и еду – это уже странно.

-Как-то косвенно все – ответил Горенштейн. – Может у него еды не осталось, и он поесть решил, или вещи износились.

-Он не нарушит схемы. Все предыдущие убийства были абсолютно одинаковыми: у него есть схема, он ее придерживается. И не нарушит никогда.

-Почему же? – вмешался Кирвес.

-Да потому что он сумасшедший. Это для него все как игра: есть правила и цели. Правила мы примерно знаем, а цели нет.

-Но какая у него может быть цель?

-Да какая угодно. Может он убивает людей, чтоб принести в жертву какому-то выдуманному им божеству.

-Может так и есть – усмехнулся Юлов.

-Веня, прикажи очень тщательно обыскать территорию. Пусть в рощу ту зайдут, мимо которой мы ехали. Этот урод наверняка кисть выкинул.

-Хорошо, я тогда с ними пойду. Ефрейтор, протокол составь.

Горенштейн, собрав постовых, пошел в лес по легкому снежку, который недавно покрыл замерзшую грязь, а ефрейтор с Кирвесом принялись составлять протокол.

Летов сидел на ступеньках зеленоватого домика, мрачно куря папиросу. Небо оставалось таким же серым, а снег тонким слоем лежал на черной грязи, становясь каким-то белым покрывалом, местами обуглившемся от черной грязи. Пока было время, на Летова вновь напал приступ воспоминаний – мозги опять бросили в него этим куском кровавой грязи.

…В госпитале пахло спиртом. Сохнущие на ветру бинты одиноко качались, раненые выли и стонали, в соседней комнате проходила операция. На койке около Летова, который только пришел в себя после очередного припадка, лежал офицер с развороченным животом – его стоны перемешивались с каким-то приглушенным шепотом, вырывающемся из истрескавшихся губ.

«Брат, брат» – позвал Летова к себе офицер.

Раненый сержант трясясь перевернулся на левый бок, посмотрев на товарища по несчастью. Тот лишь медленно повернул голову и оглядел Летова с его диким лицом.

«Знаешь, я вот помню мне лет 16 было и у меня батя умирал. Он умирал долго, медленно, и постоянно говорил, как не хочет умирать, как это ужасно. Я сидел, держал его за руку и думал: что плохого в смерти? Просто все кончится, все страдания и переживания. Думал, как это хорошо, умереть и все – чтобы ничего больше не было. А вот сейчас я так же, как и он, лежу и умираю. В животе у меня куча металла и боль. Я так не хочу умирать, ты не представляешь. Это так ужасно. Только сейчас, спустя уже десять лет я понял своего батю. Только сейчас понял, как это ужасно больно. Как это неправильно. Как не хочется умирать. Только сейчас я почувствовал, как! Как… не хочется умирать» – оживленно и громко выдавливал слова из воспаленного организма офицер. Летов его внимательно слушал, и даже почувствовал что-то, отдаленно похожее на сочувствие.

Офицер схватил Летова за руку и продолжил: «Вот так же я держал батю за руку. В общем, брат, запомни – коли ты выживешь, запомни – умирать это ужасно, это самое худшее, что может быть в жизни. Запомни, никогда не хоти умереть, никогда не хоти умереть. Это ужасно, смерть это… это… эт…»

И без того холодная рука офицера стала совсем ледяной, ослабела и выпала из напряженной ладони Летова, который так и не сумел перестать трястись и сменить свой дикий стеклянный взгляд…

…Горенштейн с поднятым воротником пальто подошел к Летову. Они долго молча и мрачно смотрели друг на друга, после чего зам начальника райотдела прервал молчание:

«Нашли мы кисть. Он ее выкинул метрах в пятидесяти от дороги, в лесу. Теперь ищем топор» – пробормотал он.