Точка на черном - [13]

Поэтому я попросил начальника местной милиции поднять, если они имеются, документы на Чехоева-младшего, которому было тогда тринадцать лет. Успел я заметить, что Шелаури при этом поморщился. И через пару часов понял – почему. Имелись в райотделе документы на Чехоева-младшего… Последние года три он пьянствовал, развелся с женой, нигде не работал. Был замечен в актах мелкой спекуляции. Короче говоря, тип, согласно материалу, данному мне Шелаури, вырисовывался неприятный. По Чехоеву-подростку никаких компрометирующих сведений не было. Это могло объясняться и тем, что был он тогда тихим мальчишкой, и, конечно же, тем, что его отец работал в милиции… И такое случается, увы. Но портрет нынешнего бездельника и мелкого деляги давал основание полагать, что ему и в отрочестве были свойственны не самые нравственные поступки.

Повторяю, пока я лишь интуитивно вычленил Чехоева-младшего как возможного виновника исчезновения оружия. Но Шимановскому мое предложение показалось тоже интересным.

– Слушай сюда. Если, используя нынешние данные об одной чехоевской спекулятивной акции, вызвать его на допрос?

– И спугнуть?

– Кого?

– Действительно, кого?..

– Но вызвать его, Степа, имеет смысл только в том случае, если он никуда не выезжал в интересующие нас дни. Ну, а если выезжал, то это… сам понимаешь, Степа, что это может означать…

И Шимановский, взглянув на часы, заторопился:

– Пора на съемку. Бывай, князь. И побрился бы, что ли…

Я взял бритву, полотенце, у овального зеркала над раковиной намылил себе щеки. И Шелаури, возникший на пороге с черной папкой под мышкой и с пакетом в правой руке, отразился в зеркале – как на экране забарахлившего телевизора. Без того длинный и худой, как журавль, он казался еще длинней.

– Бреешься, дорогой?

«Догадлив», – подумал я устало.

Шелаури расположился за узким, как линейка, столом. Развернул пакет. В нем была кипа фотографий.

– Местный фотограф коллекционирует портреты всех горожан, снимающихся у него. У него единственное ателье в городе. Так что тут все интересующие тебя, дорогой. А это списки тех, кто уезжал и кто вернулся.

– Плюс-минус…

– Никаких «минус», дорогой. Тут даже те, кто выехал на машине, на телеге и на арбе. Данные поста ГАИ.

«А он действительно толковый мужик», – тепло подумал я.

– Но сначала позавтракаем…

Шелаури развернул газету и накрыл ею фотографии и папки. Затем вышел в коридор и крикнул:

– Самед!

В номер вошел огромный старшина с небольшим картонным ящиком и невозмутимо начал вынимать из него разнообразную снедь.

– Слушай, дорогой, – сказал Шелаури после того, как мы выпили по бокалу легкого бодрящего вина и закусили его индюшатиной, – слушай! Ты даешь мне поручения. Я их выполняю. Но честно ли это? Ты знаешь, для чего они нужны. А я ломаю себе голову…

– Я тоже ломаю, Сандро…

– Так почему не вместе нам их поломать? Я знаю тут каждого. Понимаешь? Каж-до-го. Ты же бродишь в Цунтинском ущелье!

– Где? – Озадаченно спросил я.

– В Цунтинском ущелье. Там люди смеются, чтобы через минуту заплакать, а через две минуты снова смеяться. Климат там такой, не обычно переменчивый. И ученые говорят, он на людей влияет таким образом, что у них на душе то кошки скребут, то флейта играет. Незнакомому человеку ни в чем там разобраться невозможно. Потому что цунтинец, разбив бутыль дедова вина, смеется, а купив «Жигули», рыдает, как на похоронах… Ты кушай, дорогой, кушай.

Поскольку я молчал, Шелаури молчал тоже. Похоже, обиделся.

– Ты хоть скажи, что со стариком, Иваном Аршаковичем?

Это был трудный вопрос. По плану, мы должны были ждать и зафиксировать, откуда возникнет слух о его убийстве.

– Не хочешь, не отвечай. Но я уже… знаю, что его убили.

– Знаешь, Сандро?

– Знаю, дорогой. Все уже знают.

Вот тебе и дуля в лицо, Степа!

15. «КОТОРЫЙ РАЗ ЛЕЧУ МОСКВА – ОДЕССА!» (Чхеидзе)

Весть о смерти старика, оказывается, привез почтенный отец семейства Гаджимамедовых – Рустам Эльмирович. Иван Аршакович не делал из своей поездки в столицу никакого секрета. Более того, о его путешествии знали все, поскольку старика пригласили на встречу ветеранов одной из воздушных армий… И самое главное – он условился с Гаджимамедовым встретиться в Москве. Тот ездил к сыну, служившему где-то в Заполярье…

Так бесславно провалилась та часть нашего плана, по которой мы должны были чутко следить, из какого источника возникнет информация о смерти старика.

После ухода Шелаури я разложил на полу около ста фотографий и начал сверять их со списком, составленным им. Оставалось только дивиться энергии начальника местной милиции: против каждой фамилия стояла короткая справка. Кто? Куда? Зачем? – вот явное преимущество работы нашего брата в маленьком городке, где каждый второй родственник каждому первому…

Через два часа, отбросив явно неперспективные имена и фотографии, я поднял с пола и разложил на койке, стуле и столе тридцать фотоснимков. Итак, я сел на корточки перед койкой и стал всматриваться в лица тех, кто уехал и приехал в Энск вчера или сегодня. Приехавшие раньше меня не интересовали, поскольку старик в гостинице был убит позавчера.

Так… Девять из них ездили в Сочи. Время их отсутствия не позволило им побывать в нашей области и в Москве… Семеро летали в Одессу на похороны… Как это я раньше не отсек их?! Так… Только один пропадал столько, сколько понадобилось бы на все их дела. Но он выезжал на своей машине. Вполне возможно, оставлял ее в аэропорту. А возможно и другое: разбил палаточку на берегу моря, да покейфовал себе в одиночестве… И все же запишем: Григорий Петрович Слепнев, заведующий аттракционами в крохотном городском парке. Мирная профессия. Радость пацанят. Стоп!!! Там ведь обязательно должен быть тир!