Точка - [68]

— Что? — спросила Стеф, почувствовав, как он шевельнулся.

— Подумал о Красном Союзе.

— Там моря нет.

— Есть.

— Все равно там страшно.

— Почему?

— Так все говорят.

— Все в Фольдланде?

— И здесь.

— Может, врут?

Стеф легкомысленно пожала плечами.

— Ну и что? Это далеко.

— Просто, есть сомнения.

Мир вдруг резко посветлел. Омнибус вывалился из дождя на умытую, свежую улицу, мелькнули пестрые тенты и аккуратные дощатые павильончики, выстроившиеся по периметру овальной площади.

— Грюнер Маркт.

Дверь открылась, вышли одни из последних пассажиров, кто-то выругался, попав ногой в лужу.

— Наша — следующая, — сказал Искин.

Хватаясь за поручни, он двинулся в начало салона. Стеф, следуя за ним, ушибла коленку и с шумом втянула воздух.

— Дурацкие сиденья!

Они встали у двери. Омнибус дрогнул и мягко покатил от павильончиков прочь. Водитель оглянулся.

— Следующая — конечная.

Искин кивнул. Стеф просунула пальцы ему в ладонь. Он слегка пожал их, чувствуя тонкие косточки под кожей.

— Ты меня теперь ненавидишь? — спросила она.

— С чего бы? — удивился Искин.

— Ну, за то, что я была в фольдюгенде.

— Это не имеет никакого значения.

— А что имеет?

— Что ты здесь.

— Тогда ладно.

Снаружи потянулось распаханное поле за невысоким заборчиком. Дальше обнаружилась вытоптанная, рыжая от кирпичной крошки площадка, огороженная сеткой. Омнибус повернул, и по правому борту открылось длинное серое здание с отходящими в стороны рукавами. На флагштоках перед ним, прибитые дождем, висели флаги Остмарка, Франконии, Британии и неофициальный флаг лиги наций. Мелькнули несколько тракторов и механизированных тележек, выстроенных у обочины. Работники в штанах на лямках кучковались около дощатого фургончика на колесах. У площади перед невысоким белым зданием омнибус остановился. Вокруг, будто палки, торчали саженцы.

— Бюргер-плац.

Дождь уже даже не моросил, хотя тротуары и земля были мокрые. До центра по адаптации и работе с беженцами пришлось идти метров триста. Белели флагштоки. Искин и Стеф миновали два поднятых шлагбаума и пустую будку. Никто не шел за ними следом, ни один человек не спешил от здания к остановке.

— Как будто никого нет, — сказала Стеф.

— Просто мы рано, — сказал Искин, хотя и сам был в некотором недоумении.

Когда он посещал этот центр последний раз, тот напоминал растревоженный муравейник — все куда-то спешили, толклись на широком крыльце, сновали из кабинета в кабинет или, сойдя со ступенек, сосредоточенно окуривали сигаретным дымом каштаны. Дети и женщины сидели на скамейках. Длинные хвосты очередей вились по дорожкам и ныряли в окантованные железом высокие двери. Многочисленные головы мелькали в окнах второго и третьего этажей. Разноголосо шелестел воздух.

Возможно, просто упал поток.

Копошение жизни, впрочем, скоро обозначилось. У правого крыла под присмотром полицейского человек двадцать ожидали, когда их запустят внутрь, упирались ладонями в железные перила, курили, переминались. В выгородке рядом с левым крылом затарахтел, плюнув выхлопом в небо, двигатель. На первом этаже открыли несколько окон.

Искин и Стеф поднялись по широким ступенькам. Центральные двери были открыты, они спокойно зашли. Внутри было гулко и просторно. За пустым гардеробом и кафе в четыре столика, тоже пустым, обнаружился коридор.

В начале коридора за массивным столом, придавившим своими массивными ножками ковровую дорожку, при лампе и телефоне сидел строгий мужчина в сером костюме. Сидел прямо и смотрел строго перед собой, словно тренировал выдержку.

— Можно? — спросил его Искин.

— Что? — встрепенулся мужчина и сделал внимательное лицо, вытянув губы в гузку.

— Вы работаете?

— Да, я работаю, — подтвердил мужчина.

— А Центр?

— Центр? — мужчина, перегнувшись через стол, выглянул в коридор. Он едва не боднул Искина головой в живот. — Работает. Обязательно работает. Как же! Все с утра уже здесь. Вы по какому вопросу?

— Хочу зарегистрировать дочь и продлить карточку беженца, — сказал Искин.

— Я — дочь, — подступив, сказала Стеф.

В подтверждение своих слов она сняла шляпу. Улыбка, которую она подарила сидящему, была лучезарной.

— Нет-нет-нет, — замотал головой мужчина, — это невозможно. Это разные кабинеты.

— Но они работают? — наклонился Искин.

— Да, но это, кажется, туда, — мужчина показал пальцем в правый рукав коридора, — и на второй этаж. Вы не сможете сделать это одновременно.

— А последовательно?

— После… — мужчина застыл с приоткрытым ртом. На его молодое лицо и шею словно брызнули кармина. — Да, извините, это можно. Это получится. Вы можете успеть до обеда.

— А регистрация на втором?

— Да. Была там, — мужчина слабо улыбнулся. — Но вам необходимо будет сделать фотокарточку и внести дочь в картотеку.

— Я знаю, — сказал Искин.

Он взял Стеф за руку.

— До свидания, — сказала мужчине девчонка.

Длинный лестничный пролет изгибался вдоль округлой стены. Часть стены была задрапирована в государственные цвета Остмарка. Висели портреты в тяжелых рамах. Стеф, пока они поднимались, читала надписи на латунных табличках.

— Эрцгерцог Леопольд Седьмой, император Франц Первый, император Фердинанд Первый, император Франц Иосиф Первый… Ой, у нас они тоже были! — объявила она. — Вот этого, с баками, я помню!