Точка бифуркации - [2]

Иногда, не без тени ревности, Вжик начинала расспрашивать меня о моих танцевальных успехах. Сама она способностями к танцам не отличалась, впрочем, как и все в моей компании. Но беспокоило это только её. Когда я рассказывал, как мы съездили на турнир и как почти заняли первое место, Вжик начинала вздыхать, будто лично упустила золото. Чтобы она меньше завидовала, я взялся научить её медленному вальсу, но ничего толкового не получилось. Пределом танцевальных возможностей Вжик был «танец маленьких утят», который разучивали в первом классе. Она сама это поняла и с тех пор вздыхала с ещё большей завистью.

Мои успехи в спортивных танцах были, в общем-то, непонятны и мне. В том смысле, что никто в семье не танцевал. В смысле серьёзно, разве что на даче под вино и что-нибудь пошло-попсовое из колонок. Отец по профессии инженер нефтеналивных систем. Я не помню его на танцевальной площадке. Мне всегда казалось, что его успехи в танце хуже, чем у Вжик, даже хуже, чем у совсем деревянного в этом плане Валерки. Мама – ландшафтный дизайнер, иногда танцевала на даче вальс, но не с отцом, а со мной или другом семьи дядей Андреем. При этом частенько сбивалась с такта. Я был, что называется, одарён в двух вещах. В математике, но тут как раз всё предсказуемо – оба родителя закончили математические классы. И в танце.

Началось всё с тех самых «маленьких утят», на которых Вжик и закончила. Когда я учился в первом классе, к нам пришла преподаватель из танцевального кружка. Записались полкласса, а я несколько дней раздумывал, не пойти ли в шахматный. Но сходил, и танцевать мне понравилось. А через год та самая преподаватель подошла к матери и поинтересовалась: не хочет ли она отдать ребёнка в спортивно-бальные танцы? Я помню, как в голос смеялся мой отец, когда мама с нотками удивления сказала, что во мне отыскали танцевальный талант. Мама зашикала на него, и вскоре вся семья стала открывать новую деятельность, с которой никто из известных мне предков не сталкивался. Правда, по слухам, двоюродный дед со стороны матери профессионально танцевал где-то в Москве и даже снимался в кино, но это не точно.

Партнёрши у меня несколько раз менялись. Особенно жалко было расставаться с Вероникой, с которой мы танцевали, и замечательно, с пятого по седьмой класс. Потом она с семьёй уехала в соседний город, и мы с ней переписывались в интернете. Долго мне не могли подобрать толковую партнёршу, пока в середине восьмого класса я не встал в пару с Яной Бакаловой.

Вот ещё один второстепенный персонаж моей истории. С Янкой мы не были друзьями, по крайней мере, не такими, как с Валеркой или Вжик. Но много времени проводили вместе. Её прежнему партнёру надоели танцы, и он их забросил. Янка не без ехидства рассказывала, что он девятый класс закончил едва-едва и пошёл получать профессию в какое-то училище. В целом их результаты по городу были средние. Мы с Вероникой если опускались на третье, то это было несчастье. Она очень переживала, а я глупо улыбался, если нас не вызывали на награждение первыми. Но вместе со мной у Янки стало здорово получаться. В танце важны не только твои умения, но и быть с партнёром на одной волне, чувствовать его, дышать с ним в такт. И у нас выходило. Однажды, поехав на соревнования в город, где теперь жила Вероника, мы пересеклись. Этот день был неудачным для нас обоих. Но мы с Янкой заняли второе место, а Вероника со своим партнёром не попали и в десятку. Кажется, Янка что-то сказала ей после турнира. Я был выкинут из друзей Вероники во всех социальных сетях и забанен.

Не то чтобы я сильно переживал. К тому времени я уже начал общаться с Валеркой, который перешёл в мой класс, а вместе с ним и с Вжик, и с Мурзей. В общем, расставание с Вероникой на века прошло для меня безболезненно. На турнирах мы больше не встречались, наверное, она занялась чем-то другим, например вязанием. Янка же была довольна и начала вслух мечтать о российском уровне. Я посмеивался, и это её злило. Она считала, что мы не должны останавливаться. Но, признаться, региональный уровень и был пределом нашего мастерства. Ну, или моего, это же я к поражениям относился слишком спокойно.

На первом уроке, классном часе в честь первого сентября, наша классная Ольга Александровна расписывала, как важно налегать на учение, потому что следующие два года будут определяющими. Рассказывала, как хорошие результаты ЕГЭ откроют путь в лучшие вузы, и прочую чепуху. Все кивали, даже Мурзя, хотя ей хорошие результаты почти не грозили. Мурзя вообще не имела способностей ни к физике, ни к математике. Она должна была учиться в общеобразовательном классе и не в нашей гимназии, а с нами училась по одной причине – её мама была младшей сестрой директрисы. Поэтому в девятом классе она плюнула на деловой стиль одежды, который нам официально навязывался, и приходила на уроки в свитере канареечного цвета. Учителя терпели Мурзю, кроме исторички, которая пожаловалась директрисе. Та вызвала племянницу, но не устроила ей выволочку, потому что они над чем-то громко смеялись в кабинете. Над чем – Мурзя не рассказала. Так же вызывающе в школе мог ходить только один человек – Вжик. Но по другой причине. Папа Вжик был важным спонсором гимназии. То он спонсировал закатку в асфальт ненужных клумб или выкладывание стен школы плиткой под камень, то купил в кабинет истории интерактивную доску. Вжик, пользуясь этим, являлась в школу в свободных кофточках диких расцветок типа «океаническая ваниль», и учителя терпели, включая историчку.