То, ушедшее лето - [94]

Шуцман помолчал, потом опустил карабин.

— Ладно, поезжайте.

Когда проехали метров сто, Димка злорадно сказал:

— Напустили в штаны, голубчики.

На следующий день части 3-го гвардейского механизированного корпуса на участке Кемери — Клапкалнциемс вышли к побережью Рижского залива, взяв в полукольцо всю группу армий «Север».

Сначала Димка ни за что не хотел отпускать Эрика одного. Но ехать в Ригу всем троим было чересчур рискованно, а оставить Реньку на даче… Да она бы и не осталась. И, в конце концов, Эрик поехал один.

— Так надо, — сказала Жанна.

Они сидели на узкой дубовой скамье в полутемной церкви, и перед нею лежала раскрытая книжечка псалмов.

Эрик увидел, как на страницу капнула слеза.

— И ты… ты можешь?

— Нет, — прошептала она, — не могу… — Но секунду спустя снова: — Так надо, пойми. И не мучай меня. Неужели ты не видишь…

Она схватилась за книжку, и удивительно длинные ее пальцы стали лихорадочно перелистывать и мять страницы. Эрик незаметно сжал ей локоть.

— Не надо. Пусть будет так. Вот только жить страшно. Не видя тебя, ничего не зная… Но теперь уже недолго. Как только наши войдут в Ригу, жди меня… В тот же день.

— Да, — благодарно сказала она. — В тот же день. Иначе… не знаю, что со мной будет.

— Твой отец решил правильно. Еще правильнее было бы вообще не приходить сегодня.

— Я не могла не прийти. Ты бы измучился.

— Да, но ниточка была бы оборвана. А так… Может, нас уже ждут у выхода.

Жанна вздрогнула.

— Мне пора. Я выйду первой.

— Нет, — сказал он, — я.

— В таком случае, вместе.

— Хорошо, — сказал он. — По крайней мере, я успею поцеловать тебя.

— Ну что ж, — грустно улыбнулась Жанна. — Если бог есть, он простит нас… Оружие при тебе?

— Да.

— Поклянись, что если… они там, у дверей, ты сразу застрелишь меня.

— Клянусь, — сказал Эрик. — И клянусь, что второй пулей убью себя.

Они встали и на цыпочках двинулись к выходу. Несколько старушек проводили их глазами.

Притворив за собою первые двери, Эрик до боли крепко обнял ее, всем существом своим чувствуя по-девичьи хрупкое, до отчаяния любимое тело, потом коротко и отчаянно поцеловал, тут же выпустил и ногою резко толкнул тяжелую вторую дверь, ведущую на улицу.

Никто их не поджидал. Не оглядываясь, они разошлись в разные стороны. Навсегда?

Линия фронта стабилизировалась. По всему взморью немцы понаставили батареи, понавесили на дачные заборы телефонные провода и несколько раз в сутки методично долбали тех, кто окопался где-то за Слокой. Те отстреливались, но только из минометов и как-то бессистемно.

Взморье словно вымерло. Засев на даче, Димка, Эрик и Ренька добывали пропитание, опустошая по ночам сады и огороды. Однажды пробрались в Слоку, чтобы сообразить, где он, этот самый фронт. На обратном пути Димка прирезал бесхозную курицу. Ночью Ренька ее сварила и был пир.

А на следующий день оказалось, что все их припасы подошли к концу. Три морковки и одна репа — вот и все, чем они располагали. Впрочем, так было до завтрака, а потом они уже не располагали ничем.

Несколько дней назад они наметили для себя прекрасный яблоневый сад и картофельное поле. Но в доме возле сада жили люди, а картофель рос рядом с шоссе. Так что, пока не стемнеет, никаких надежд на добычу не было.

К четырем часам дня в глазах у них появился нехороший блеск, и пропало желание разговаривать друг с другом. Внутри что-то мелко-мелко дрожало, и они повалились на кровати, в надежде заснуть и тем самым сократить время, отделявшее их от такой еще далекой ночи. Но тут Димку озарила идея. Он приподнялся, вытащил из кармана кошелек и стал тщательно пересчитывать его содержимое. Потом сказал:

— Пошли!

Ренька, наблюдавшая из-под полуприкрытых век, как он считает деньги, иронически спросила:

— За ветчиной, да? — и тут же сглотнула голодную слюну. — Господи, хоть бы самый малюсенький кусочек! Помнишь, как она пахнет?

— Пошли! — упрямо повторил Димка.

Эрик и Ренька заставили себя встать, потому что, даже зная: все это — глупости, все-таки обрели вдруг какую-то надежду.

И вот они плетутся за Димкой, увязая в глубоком песке совершенно пустынных взморских улиц, добираются до железной дороги, по которой больше не ходят поезда, бредут по гулким деревянным мосткам, ведущим от станции в сторону шоссе, и наконец доходят до дачи с большой застекленной верандой, над входом в которую висит гладко оструганная доска, а на доске черной краской написано всего одно слово: «Пиво».

Димка ногой распахивает калитку и первым устремляется в это загадочное заведение.

И что же? Оказывается, что здесь действительно торгуют пивом. А поскольку других посетителей нет, хозяин встречает их, как дорогих и желанных гостей.

Они усаживаются за шаткий столик с круглой мраморной столешницей, и почти сразу же перед каждым возникает бокал с высокой шапкой желтоватой пузырящейся пены.

Сделав несколько больших глотков, Димка встает и отправляется за фанерную перегородку, где грохочет кружками гостеприимный хозяин.

О чем они там говорят, ни Ренька, ни Эрик разобрать не могут. Но проходит несколько минут, и Димка возвращается с тарелкой вареных бобов.

Ну и набрасываются же они на эти бобы! Они готовы поклясться, что ничего вкуснее им еще не доводилось пробовать, тем более, если запиваешь такое блюдо ячменным пивом. И настроение у них улучшается с каждым глотком.