То ли свет, то ли тьма - [6]

Шрифт
Интервал

Когда еще при Богоявленском освободилась ставка и встал вопрос, кого брать, я привел на смотрины Салавата Зарифовича, и, конечно же, наших женщин он очаровал. Умные карие глаза, волнистые, как у цыгана, черные волосы, прямой нос, девичьи нежные губы, интеллигентное выражение лица и спортивная фигура, словом, все сошлись на том, что он достойная кандидатура. «Ваш приятель нам всем понравился, – сказала мне Вера Семеновна, бывшая тогда парторгом на кафедре. – Во-первых, молодой, полный энергии и сил, очень приятной внешности, что тоже для нас женщин имеет значение, судя по всему, умен, не блатной, имеет опыт практической работы. Правда, у него нет еще кандидатской, но он над ней работает».

У Владимира Феоктистовича была своя кандидатура на свободную ставку, но коллектив большинством голосов проголосовал за Салавата. Это теперь шеф все под себя подмял и единолично решает, кого взять на кафедру. «С улицы» к нам теперь, будь ты семи пядей во лбу, не попадешь. Уже в течение двадцати пяти лет я с Салаватом работаю бок о бок, и сидим мы в одном кабинете. Как клиницист Салават Зарифович за это время вырос и может выставить верный диагноз очень сложному больному, а это редко кому из преподавателей вуза дано. Четыре месяца он проходил стажировку в США в клинике Ельцинского медицинского университета. Умным студентам нравится, как он ведет по кардиологии практические занятия. Салават изучил самостоятельно английский язык и организовал при институте кружок английского языка. На кружке по вечерам преподаватели и наши лучшие студенты изучали, общаясь по-английски, различные заболевания, но эту инициативу ни наш шеф, ни ректор не поддержали. Благое дело продержалось на плаву всего три года.

Более того, в последнее время Салават попал к шефу в черный список. Прежде всего, ему не нравится, что Салават Зарифович мозговит: шефу по душе преподаватели, которые по уму минимум на вершок его ниже, но дело не только в этом. С некоторых пор к профессорам, доцентам и ассистентам медицинского университета стали обращаться представители фармакологических фирм с предложением прочитать лекцию о тех или иных лекарственных препаратах – сделать рекламу. Поначалу с предложениями они обращались к шефу, но к нему запросто на телеге не подъедешь, к тому же они прослушали, как Хасан Хасанович читает лекции, решили, что «не очень», вдобавок ко всему он «не протягивает ножки по одежке» – заламывает цену.

То, что в поликлиниках города без его благословения лекции поликлиническим врачам стал читать Салават, шеф не смог пережить. Да и как пережить, если смотришь ты на людей с точки зрения чистогана. «Шеф на полном серьезе считает, что я залез к нему в карман», – сказал мне как-то Салават.

На кафедральном совещании Хасан Хасанович не раз Салавату Зарифовичу в той или иной форме говорил о том, что представители фармфирм, заключившие с ним договора, должны к нему подойти.

Салават молчал, но при этом думал: «Тебе только палец протяни – сразу руку отхватишь! Если хочешь зарабатывать, работай. Мне фармфирмы ничего на блюдечке не преподносят».

Что же до меня, то я для Хасана Хасановича, мягко говоря, давно не свой человек. Подумать только: пишу повести и романы! Без его ведома печатаюсь в литературных журналах. Читая мои произведения, среди героев шеф узнает себя отнюдь не в лучшем свете. Все это у него не укладывается в голове. Но шеф не остается перед нами в накладе: он не дал мне и Салавату «Заслуженного врача», тогда как многие наши преподаватели и среди них те, кто практически не занимался лечебной работой, это звание получили. А когда я подготовил документы на очередную переаттестацию врача высшей категории, он их подписал и с ехидной улыбочкой на губах сказал: «Ну, на аттестации мы на тебе отыграемся!» «Нет, – подумал я, – я не предоставлю тебе удовольствие завалить меня», – и документы забрал. У меня за плечами тридцать пять лет врачебного стажа, но я теперь не аттестован даже на низшую врачебную категорию. Как-то я Саяру Файзылловичу об этом сказал. «Пис-с-сатель», – процедив сквозь зубы буквы, произнес он.

Многим не нравится, что я «выношу из избы мусор». А шеф в кулуарах без обиняков как-то, по обыкновению сдабривая, словно скотник, свою речь матом, сказал: «Ему давно не мешало бы для первого раза набить морду».

5

– Тебе с новой группой повезло? – спросил меня Салават.

– Одни отрицательные эмоции.

– А что ты хочешь. Процент коммерческих студентов из года в год увеличивается. Практически заплатил кругленькую сумму, и ты уже студент.

– Да и на бюджетные места залетают все больше и больше случайные люди. Выворачиваешься на практических занятиях перед студентами, а отдачи никакой. Они забирают у меня всю энергетику. Я тупею и не могу уже в течение дня выполнять интеллектуальную работу. Восстанавливаюсь до следующего дня.

– У меня тоже слабая группа, – сказал Салават. – Представляешь, сегодня спрашиваю: что будем вводить больному через переднюю грудную стенку при асистолии? Выясняется: что такое асистолия, они не знают. Поясняю, что асистолия – это внезапная остановка сердца, и повторяю вопрос. Молчат. На букву «а», подсказываю я им, как детишкам в детсаде.


Рекомендуем почитать
Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пепельные волосы твои, Суламифь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Другое детство

ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.


Рассказы

В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.


Объект Стив

…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.


Не боюсь Синей Бороды

Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.