То день, то вечер - [9]

Шрифт
Интервал

Они боятся на меня смотреть. Потому что я знаю: им никуда не пробиться. А они чувствуют, что я знаю.

Выглянул в окно и едва сдержал смех - господи, а как хорошо бы было при них, да в голос! по безлюдной улице шла бабка, воровато распихивая два ведра мусора в полные и без того баки, урны - что попало, видно нет во дворе контейнера, да и машину не дождешься.

И вот тут, дорогой мой Ришат, я все понял.

Как эта утренняя бабка, маленькая мусорная террористка. хотят они распихать втихаря, ненавязчиво, в расветные часы по городским урнам свое прошлое и то из него, что помешает пойти по головам - значит, и школу, и меня тоже.

Пусть меня в урну. я не гордый, давно пора, но что ж они молчали про Москву два года? Хотя это ясно, за оценки дрожали. кажется они нашу педагогику поняли лучше, чем мы. Лет пять они не покажут носа, все вечера встреч - ко псам, школу за километр в обход. Год на шестой заявятся: "у н-нас все норр-мально!", только для этого и заявятся - понимаете, о чем я говорю? Это же патология!

Или у вашего поколения границы нормы другие?

И я, для которого война-то кончилась в пятьдесят первом на должности коменданта немецклй дыры, богом забытой, вдруг снова осознал себя мальчишкой. не нюхавшим пороха. Я порезал трех-трех медалистов! дал понять, что "не тянут", они сегодня не не придут, останутся в Казани, я смог им внушить. Медалистки-то мои детских самолюбий своих не прятали, и я стрелял по их самолюбиям, патронов не жалея; а рядом, выстроив маскировку, затаились эти.. фашисты.. то есть, конечно, никакие они не фашисты, а Ваши друзья, ради Бога извините. но как войну прошел - другие ругательства как-то на ум не приходят. Да и смятенье мое тогдашнее, поставив себя на мое место, я думаю, Вы должны понять: так обмануть, так обвести - поймите. не во мне дело; и Вы в полном праве приписать все моему уязвленному самоолюбию, но мне не себя - их жалко было. Я не проповедую инфантильность как норму жизни, хотя подобные воззрения. как Вы знаете, в нашем обществе успешно культивируются - но то, что они сделали, было так не по-детски, на меня повеяло такой неожиданной и неприятной их ранней взрослостью - что право, такую акселерацию души я не приемлю.

Ни одной живой душе не проговориться? Это в пятьнадцать-то лет, в шестнадцать, когда хоть у трезвых, хоть у пьяных, что на уме, то на языке, и никак иначе?! Чего ж они в своей будущей жизни тогда натворят?

...Так мы и молчали в то утро, мысленно матеря друг друга и не стесняясь в выражениях. Ничего желать я им не стал, сил не было. Подумал, правда: если сейчас начнут врать - мол, документы пораньше забрали, потому что в турпоход идем - ну, все, на месте прибью. Как у Симонова: "Где увидишь его - там убей".

Да вот обошлось без жертв...

Еще раз ради всего святого - извините..."

"ПОСТОЙ. ПАРОВОЗ, НЕ СТУЧИТЕ, КОЛЕСА". ШУРА МОХОВ ВСПОМИНАЕТ

Я думал, мы до Москвы не доедем: или паровоз с рельсов сойдет от хохота или дуба дадим от собственного вранья. Врали в вагоне все, потому что мы-то точно врали. а весь вагон ехал туда же и за тем же. Школьная прошлая жизнь представала в нашем вранье сплошной неординарностью, будто сошедшей со страниц "Алого паруса" из "Комсомолки"; и центром этой неординарности, конечно же, были и могли быть только мы, которые уезжаем, но никак не один, которые остались дома.

В суровой же натуре наша неординарность была такой, что нашумевший фильм покойной Динары Асановой "Ключ без права передачи", где гениальные детки берут друг у дружки интервью на кассетник, с училкой на "ты" и за ручку, а Окуджава просит "...жить. во всем друг другу потакая", ничего, кроме раздражения. взывать не мог, ибо мы знали, как там тогда потакали..

Когда мы с Жеником поимели голупость провести в школе опрос и выпустить хит-парад с "АББА" и "БОНИ" в самом впереди совсем некстати, дир школы вызвал нашу классную: кто позволил стенгазету не к дате? не по форме? что за хит-парады в советской школе? и не подать ли Вам по обственному?

Школа осталась без лучшей ангиличанки. Позже, когда я стал хорошо получать на заводе, Гоша - санитаром в психбригаде, и ночным сторожем в детсаду Женик, мы скинулись на репетитора и поимели, что хотели. Однокашники же пополнили ряды безъязыких..

..Забить другие школы интеллектом в поезде не вышло, у них - тоже: набор подвигов, извините, у всех был один. Дергали струны в тяп-ляп-роке. Клепали неуставные стенгазеты - с последствиями и без оных. Вместо базарных цветов везли на вечера из-за города на великах полевые. На выпускных все пускали шары, надутые гелием. Слайды и кино в походах да на "последних звонках" сняли почти все; в походы, стало быть, почти все ходили. "Девочки, которые сами из себя и танцуют так, что с других школ прибегают смотреть" - стандарт и явно туфта: девочки, такие, может и есть, а чужих на школьные вечера, как известно, не пускают.

Ну все это, конечно, вперемежку с анекдотами и куревом, так что очень весело, с ощущением себя над толпой и уже в другой жизни; только утром серый Казанский вокзал, и в Москве дождь, и на перроне, как по команде, улыбки смыли - и, друг на друга не глядя - р-рванули.


Еще от автора Ришат Садиев
Столкновение обстоятельств

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Шиза. История одной клички

«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.


Огоньки светлячков

Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.


Тукай – короли!

Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.


Танцующие свитки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.