То, что нельзя забыть - [69]
Шаг назад
Через некоторое время после того, как узнал о тотальном банкротстве Окада-сан, я получил от него письмо. В этом письме Окада-сан сообщил, что арендовал небольшое полуподвальное помещение для выставки в надежде «восстать из пепла», воскресить свою деятельность. Этим письмом он обращался ко мне с вопросом, могу ли я одолжить для этой выставки пятнадцать — двадцать работ небольшого формата. Я незамедлительно отправил работы скорой почтой. Выставка состоялась, но, скорее, как панихида по ушедшему времени…
* * *
Томоко и я поднялись лифтом в залы музея «Сейжи Того». Церемония открытия началась. Томоко Ока предупредила служащих внизу о возможном приходе Окада-сан. Когда закончились речи и у накрытых белыми скатертями столов началась известная суета, к Томоко подошла взволнованная служительница. У меня екнуло сердце. Пришел Окада-сан. Томоко бросилась к лифту. Я остался стоять в зале, глядя на входную дверь. Он шел очень медленно, неуверенным шагом. Молодая служительница музея шла позади с разведенными руками, готовая в любой момент поддержать его. Я быстро пошел к нему навстречу. Обнял. Под пиджаком я нашел только острые кости скелета. Нет, нет, нет — это не Окада-сан, это выброшенное на произвол злыми людьми страдающее тело, еще не оставленное душой. И его душа смотрит на меня теми же знакомыми далекими глазами. Сейчас же я понял, что эти добрые глаза на самом-то деле никогда не смотрели на меня, а лишь отражали, хотя мне-то казалось, что они смотрят на меня. Тот же взгляд, только глубже, безмерно отрешенный и по-детски безмятежный. Возможно, так выглядит человек, достигший нирваны.
Сердце мое сжалось. Глаза затуманились. В их влажном дрожании поплыли навстречу караваны кораблей, груженных драгоценными воспоминаниями и звуками вселенскими, дородовыми, с далеких берегов сладкой жизни.
* * *
Окада-сан довел меня до подъезда гостиницы. Близилась полночь. Заблудиться европейцу в Токио легче, и опаснее чем в девственном лесу. Я вошел в пустой холл, но в номер не поднялся. Сел в кресло и еще раз попытался расшифровать сказанные Окада-сан слова.
Я вновь вышел на улицу. Узенькая, под косо моросящим дождем, она была пуста, тускло мерцала фонариками, убегающими в пустоту ночи. Я уже решил было вернуться в отель, но увидел вдали женскую фигуру под овальным зонтиком. Только что безжизненная мертвая улочка ожила картиной изысканной живописной школы японской классики. Сколько же в этих картинах, — подумал я, — загадочной прелести, волнующей поэтической меланхолии, эстетического очарования. Часто перебирая ногами, волнуя в шаге бедра, затянутые в узкое кимоно, распущенное книзу, она ритмично стучала деревянными гэта по мокрой брусчатке. Я внимательно следил за ее приближением. И когда она поравнялась со мной, спрятавшимся под гостиничным навесом, я успел рассмотреть ее. Это была Она, моя вековечная незнакомка.
* * *
Еще не растаяла утренняя луна, но светлеющие тени предвосхищали скорый приход нового дня.
Как грустно, когда приходит конец любовному свиданию. Бесшумно подняв верхнюю створку ситоми, я перешагнул в сад. Сверкающая роса на кончиках высокой травы омочила шаровары освежающей прохладой. Прежде чем опустить за собой решетку, я еще раз взглянул на возлюбленную. Ее бесстыдно распластанное на циновке тело светилось целомудренной жемчужной белизной. «Роса на рассвете — слезы разлуки».
Нужно было уходить. Томясь печалью, я поспешил к недалекой бамбуковой роще. Блестящие стволы, как храмовые светильники слоновой кости, уходили ввысь. Узкие, чуть дрожащие в предутреннем воздухе остроконечные листья крон воспламенились багрянцем восходящего солнца. Я прильнул горячей щекой к прохладному стволу. По нему, ускоряясь, стекала алмазная капля росы. Я поймал ее на язык. Вторая капля была соленой. Скатившаяся со щеки слеза. Смешавшись, обе живой влагой влились в кровь и пробудили в прапамяти «другую жизнь и берег дальний»…
Часть суши отломилась от материка. Подхваченная морскими течениями, она долго блуждала по водам Мирового океана. На дрейфующей земле прижилось десять рассеянных колен Израилевых. Их драматические судьбы не сохранили внятных свидетельств в памяти человечества. Известно только, что люди эти были видом устрашающие, сильные духом, мужественные. Они трудились, возделывая плывущую под ногами землю, плодились и размножались, как было велено. Неустанно молились Господу. И были услышаны. И привел Господь и прикрепил кочующую землю к архипелагу в дальневосточном океане на 36° к северу от Экватора, там, где каждое утро восходит Солнце над всею землею.
* * *
Сквозь алтарный свет бамбуковой рощи открылся глазам плоский берег мелководной речушки. За ней позлащенный восходом далекий гребень горной гряды. Протяжное воспоминание наполнило сердце неизъяснимой печалью, которая внезапно сменилась тревожным волнением. И в ту же секунду я увидел Ее. Она семенила мелкими шажками по береговой кромке, и серебряные струйки воды стекали с ее беломраморных ног. Ее гибкое тело покачивалось, как ветка прибрежного тростника. Она шла, опустив голову, играя сандалиями в правой руке. Ее эбеновые волосы падали блестящей черной волной, почти касаясь воды. Я устремился за ней.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.
Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.
Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».
«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.